— Васька, ищи броневик! У меня не получилось… Ищи броневик, зараза, тварь! Такое бывает раз в жизни, нельзя отдать случайным, на сторону… Я не успел… Васька, ищи броневик! Броне…
— Какой броневик? — плюнув на брезгливость и почти касаясь ухом жабьего безгубого рта, настойчиво спросил Смолин.
— Ищи броне…
Что-то клокотнуло над самым ухом — и Смолин, инстинктивно отшатнувшись, вырвал ладонь из склизких пальцев. Что-то мерзко, пронзительно залилось электронным писком над его головой — он теперь только рассмотрел, что на полочке стоит белый ящичек, мигает лампочками, и окошко светится зелёным зигзагом, писк всё сильнее…
Он и сам не понял, как так получилось, что его, ухватив за локоть, приподняли с табуретки, а там и вмиг вытеснили в коридор зеленоватые халаты в количестве трёх. И кинулись к постели, над которой всё так же пищало непонятное устройство — вот только в их суете Смолин не отметил ни живости, ни настоящей заботы…
Крепыш с широким усталым лицом, в таком же зеленоватом халате на голое тело заглянул в палату, дёрнул крутым сильным плечом и, вернувшись в коридор, окинул Смолина достаточно равнодушным взглядом:
— Сын?
— Племянник, — сказал Смолин.
На лице врача отобразилось явное облегчение — ну да, так ему проще, вряд ли стоит предполагать, что племянничек возраста Смолина примется заламывать руки и оглашать обшарпанный коридор рыданьями, узнав, что дядюшке восьмидесяти с лишним лет настал трындец… Впрочем, и родные кровиночки в таком-то возрасте вряд ли будут биться в рыданиях — мы ж реалисты, такова се ля ви, особенно в данном конкретном случае. То-то, кстати, и не видать безутешных чадушек… Может, не знают?
— Что там? — спросил Смолин приличия ради.
— Ну, что там… — врач говорил негромко, устало, в голосе чуялась лишь чуточка чисто профессионального сочувствия (ну понятно, если будет каждому соболезновать всерьёз, крышей подвинется). — Третий инфаркт и все сопутствующие осложнения, в первую очередь — годы… В другом возрасте зашла бы речь о шунтировании и ещё паре-тройке достаточно сложных процедур… Восемьдесят четыре, понимаете ли… Наркоз противопоказан категорически, дядюшка ваш сейчас не перенесёт и простейшей операции вроде вскрытия чирья на пальце. Так что…
— Всё? — спросил Смолин. Врач вильнул взглядом:
— Ну, что тут скажешь…
— Вячеслав Палыч! — донёсся женский голос из палаты.
Врач вошёл туда, остановился на пороге — и почти сразу же, оглянувшись на Смолина, пожал плечами — так досадливо, привычно, непреклонно, что всё стало ясно и без вопросов. Смолин и не пытался заглянуть в палату, где все присутствующие уже не суетились, а стояли неподвижно — повернулся и направился к лестнице.