— Ну что, водку, значит, никто не будет? — непринуждённо продолжал хозяин. — Хрен с вами, мне больше останется… Кто ж будет купец, Васька? — он присмотрелся. — Не-а, не молодой и, уж конечно, не деваха… Вот этот, — поднял он руку и ткнул пальцем в Дегтяренко. — У него портрет, как в старину на демонстрациях носили… — хозяин старательно надул щёки, задрал голову. — Купец, ага, точно…
Дегтяренко с достойным уважения бесстрастием произнёс:
— Купец есть, когда есть товар…
— Золотые слова глаголите, господин товарищ! — хозяин поднял ладони и беззвучно поаплодировал.
Все пальцы на правой руке — и два на левой — у него были какие-то корявые, должно быть, сломанные когда-то и неправильно сросшиеся. Инга старательно смотрела в другую сторону, притворялась, что оглядывает комнату — как будто тут было нечто достойное внимания.
— Ну ладно, — сказал хозяин, с грохотом отодвигая ветхий стул и выпрямляясь. — Муравья баснями не кормят… Значит, желаете приобрести последние семейные реликвии, сбережённые в житейских бурях? Ох, грешное это дело — родительской памятью торговать…
— Ну не родительской же, Сергеич, — с ухмылочкой сказал Смолин. — Дедовской, так оно точнее будет…
— Один хрен. Всё равно фамильное, — сказал Сергеич, изображая на лице безмерную грусть. — И перешибить тот грех, что я беру на душу, можно только приличной деньгой…
— Деньги найдутся, — столь же бесстрастно сказал нефтяной королёк. — Показывайте, если намерены заниматься делом…
— Да уж придётся…
Сергеич распахнул дверцу шифоньера — тут же с жалобным скрипом повисшую на одной нижней петле, — опустился на корточки и долго возился, громыхая чем-то и шурша. В конце концов извлёк мятую картонную коробку, прихватив её снизу корявой ладонью, чтобы не развалилась, пронёс к столу, шумно на него грохнул и, бормоча что-то, принялся извлекать содержимое: несколько наклеенных на твёрдое паспарту фотографий, две тусклых медали, какие-то бумажки… Наконец рядом со всем этим появилась увесистая бронзовая чернильница, судя по надписи, принадлежавшая некогда библиотеке Санкт-Петербургского охранного отделения. Сергеич раза два клацнул крышкой, поднимая её и опуская, развёл руками:
— Чем богаты… Дедушка, светлая ему память, был мужичок замысловатый и с большими фантазиями. Когда они в семнадцатом в Питере зачищали старый режим, он, изволите видеть, на память прихватил вот эту ерунду — памятка о героическом участии в Великой Октябрьской… А вот лично я, скажу вам по совести, уж непременно постарался бы набить карманы чем-нибудь подороже. В семнадцатом, наверняка, всякого бесхозного золотишка и камешков было, что грязи… Эх…