— Да вроде на комариные укусы не похоже, — с сомнением сказал Торак. — А… не болит?
Ослак, продолжая чесаться, пожал плечами:
— Да странное какое-то ощущение: словно из меня вся жизненная сила вытекает, вся моя телесная душа, только ведь быть такого не может, верно? — Ослак, болезненно щурясь, посмотрел на Торака; казалось, дневной свет режет ему глаза, лицо его выглядело каким-то по-детски испуганным.
Торак с трудом сглотнул комок в горле и сказал:
— Я не думаю, что телесная душа может выйти из человека через простую ссадину или порез — она только через рот во время сна выходит или… когда… болен. — Он помолчал. — Я, пожалуй, поищу Саеунн.
Ослак нахмурился:
— Не нужна мне Саеунн! Ступай к реке! — Лицо его страшно исказилось. Он вдруг превратился в злобного великана, который, стиснув кулаки, навис над Тораком.
Потом ему, похоже, удалось взять себя в руки.
— Ладно… — пробормотал он. — Ты пока оставь меня в покое, хорошо? Иди-иди. Тулл ждет.
— Хорошо-хорошо, уже иду, — сказал Торак, как мог спокойно.
И, уже направляясь к реке, все-таки оглянулся и увидел, что Ослак по-прежнему расчесывает волдыри на руках, приборматывая: «Утекает, утекает…» Потом он встал, собираясь, видимо, идти домой, повернулся к Тораку спиной, и тот сразу заметил у него за изуродованным росомахой ухом проплешину, где волосы были явно вырваны, и жуткий темно-желтый нарост, похожий на березовый гриб.
У Торака похолодело внутри.
Он бегом бросился к реке, где на плоском камне у берега сидел младший брат Ослака, Тулл, и чистил свой нож.
— Тулл! — закричал Торак. — Мне кажется, Ослак болен!
И тут же сбивчиво, то и дело путаясь и задыхаясь от волнения, принялся рассказывать Туллу о встрече с больным охотником, но на Тулла эта история никакого впечатления не произвела.
— Да это все мошка проклятая! — сказал он. — Каждое лето от нее спасу нет. А Ослака мошка прямо-таки с ума сводит.
— Это не мошка! — возразил Торак.
— Да ты сам посмотри: вон он, сидит себе спокойно, и все у него в порядке. — Тулл указал в сторону плетеных мостков.
И точно: там на корточках сидел Ослак, держа в руках острогу; на конце остроги уже трепыхался очередной лосось.
Торак, закусив губу, огляделся. Вокруг царили мир и покой. Ребятишки играли на берегу, кидаясь целыми пригоршнями блестящей рыбьей чешуи. Бесстрашные молодые вороны дразнили собак, нахально дергая их за хвосты. Пятилетний сынишка Тулла, Дари, шлепал босиком по мелководью, держа в руке игрушечного зубра, которого Ослак сделал ему из сосновой шишки.
И все же душа Торака была полна дурных предчувствий. Однако он сжал в руке острогу и направился к Плоским камням.