Я тихо оделась и ушла, мне не хотелось его будить. Я не знала, что он скажет, сделает или как посмотрит на то, что в его доме с ним другой человек. Потому решила сбежать. Тайна закопченной дверцы металлических часов осталась неразгаданной. Она сложилась веером темных волос. Как вуаль.
* * *
В сером городе холодно. К нему незваной гостьей подкралась зима. Незваные гости всегда приходят спокойно и тихо. Зима сделала городу первый подарок – ледяные, нетающие снежинки. Они искрились на солнце всюду, хотя их было немного. Ветер закручивал ледяные снежинки на сером асфальте маленькими смерчами. Они кружились у ног сами по себе. Наверное, у них внутри звучала своя музыка. Мне кажется, зимняя музыка палевая. На нее надо смотреть сквозь голые ветви деревьев, и тогда ее можно услышать. Гера называет зиму «ледяным монахом», он не любит ее так же, как не люблю я. Это у нас семейное. Но Гера слышит стук ее башмаков, а я нет. И я не знаю, хорошо это или плохо.
Илья носил короткий хвостик, но мне теперь казалось, что на его лице всегда вуаль темных волос. Его лицо оставалось в тени, даже если он смотрел прямо на солнце.
Мы стояли на каменных усах живой протоплазмы. Она тихим зеркалом отражала синее, замерзшее небо и белые облака. Облака золотились холодным зимним солнцем. Таким холодным, что я засунула руки за пазуху. Крест-накрест.
– Живи у меня, – внезапно предложил Илья.
Я медленно развернулась и попыталась заглянуть ему в глаза. Он смотрел на меня, но на его лице была вуаль.
– Зачем?
Он обнял меня и притянул к себе.
– Твои глаза похожи на это небо, – сказал он.
– Такое холодное?
Он всматривался мне в глаза, будто что-то искал.
– Не знаю, – наконец ответил он. – Что скажешь?
– Не знаю.
Он отвернулся от меня к живой протоплазме. Она что-то шептала под мостом, совсем неслышно. Мы с Ильей обнимали друг друга, не глядя друг на друга. Мы слушали живую протоплазму. А она была тихой-тихой. Как никогда. Она стала мутным хрустальным шаром, в котором нельзя узнать ничего.
* * *
Я собрала вещи. Хорошо, что у меня их немного. И открыла нижний ящик комода, там я хранила материальные точки отсчета. На меня смотрело лицо Пьеро, по его матерчатому лицу текли нарисованные слезы. Я взяла его в руки и прижала к себе.
– Я тебя не забуду, глупый. Но я же не маленькая, чтобы носить с собой куклы. Понимаешь?
Пьеро смотрел на меня черными пуговицами глаз, из которых текли слезы. Пьеро был совсем как маленький.
Ко мне в комнату зашел Гера. Его глаза щурились от холодного зимнего солнца. Оно летело в моей комнате сплошным потоком золотых спиц. От окна к его глазам.