– Я бы жил без тебя.
Его слова прозвучали как что-то личное, как случайное признание. О чем это говорило, не ясно.
– Ты целуешься и ешь десерт с закрытыми глазами, – улыбнулся Илья.
– Так вкуснее.
– Мне вкуснее смотреть в твои глаза.
Илья налил мне зеленый чай с жасмином. Чай дымился, его запах был крепким и терпким, а примесь жасмина делала нежнее и загадочней.
«Словно мужчина и женщина, – подумала я. – Их запах смешался и стал общим для них. Что было бы, если сюда добавить лимон? Он бы их разделил, или придал новую интригу, или заглушил какой-нибудь из них?»
Я поднесла чашку к лицу. Запах жасмина был слабее, лимон бы его убил. Сахар убил бы вкус самого чая.
– Может, лимон? – спросил Илья.
– Не надо никакого лимона!
Я держала в руках чашку с чаем, и мне пришло в голову, что Илья каждый день пьет из нее, как сейчас это делаю я. Я обхватила чашку обеими руками и прикоснулась губами к тому месту, где ее всегда касались губы Ильи. И стала пробовать чай маленькими глотками. Я отнимала его поцелуи и пробовала его жизнь на вкус. Мне было стыдно. Чуть-чуть. Но ведь он сам это позволил.
Илья больше молчал, чем говорил, я испытывала замешательство. Может, стоило вернуться домой? Чтобы скрыть неуверенность, я подошла к раковине вымыть тарелки. Илья придвинулся ко мне совсем незаметно. Обнял сзади и осторожно дотронулся губами до шеи. Мое сердце екнуло и тревожно забилось, я ощутила, как по телу побежали мурашки, и вдруг онемел указательный палец правой руки. Я развернулась и увидела глаза цвета пыльного, летнего неба. Зрачки их были расширены, словно пытались вобрать меня в себя без остатка. За окном я услышала слабый хлопок, но вздрогнула, как от взрыва. Илья прижал меня к себе, и я почувствовала, что его сердце бьется так же часто, как и мое. Я улыбнулась. Он был со мной.
– Я не хочу пирожных, – он выдохнул эти слова.
– Я тоже.
Мы целовались как сумасшедшие в залитой солнцем кухне его дома. Из крана бежала вода, мурча влюбленной мартовской кошкой. Странно, что живая протоплазма добралась и сюда. Я думала, что это хороший знак.
– Почему матрас на полу? – только спросила я.
– Я завязал время бантиком. Матрас на полу – это положительная материальная точка отсчета.
Утром, проснувшись, я подумала, что мы похожи на две комплементарные частицы. Выступы моего тела вкладывались во впадины его тела. Косые лучи утреннего солнца падали на него из щелей жалюзи, межреберные впадины были темными из-за тени, поэтому он казался худее. Я увидела биение брюшной аорты, это делало его уязвимым, но самое странное, его лица нельзя было разглядеть, оно скрылось завесой темных волос.