Я бормочу: «Перезвоню» – и выключаю телефон. Круизинг и пацаны из «Касты» в моей голове, вместе не умещаются.
Стрельнуть с гей-вечеринкой меж тем – блестящая репутационная вещь. Более печального зрелища, чем мрачные, забаррикадированные гей-клубы с их вечной гетто-борьбой за выживание, в этом городе нет. Но мы-то – западники. Публичное гей-мероприятие для репутации – джек пот. Насчет бара настойчивый Вишняков прав: его аудитория не в ЖЭКе работает и деньги тратит только на себя. Максим мы можем окружить приличными диджеями. Проследить, чтобы не скатились в междусобойчик и чтобы наша Лена на входе информировала и приглашала каждого, кто не бритоголовый спортсмен и не из РПЦ.
– Отца Косьму пускать, если вдруг приедет? – спросила ядовито Лена.
– Пускать. Тебе же Тибет говорил, он бедный монах. И у него есть клубная карта, – нашелся я.
На том мы с Вишняковым и разошлись. Демонстративно поставили вечеринку на 8 марта – никакого «Дня бухгалтерши», не наш жанр; и вот с лестницы у гримерки несется жеребячий гогот – переодеваются go-go's.
Вишняковские гости подъезжают поодиночке, парами, компаниями, в воздухе пахнет хорошим парфюмом, и стодвадцатикилограммовый Женя Малыш работает на подъеме. Смена охраны, только что проводившая гостей Маши Макаровой, – и бровью не ведет, любезнейшим образом про «колющее-режущее» спрашивает и желает каждому приятного вечера. Посетители шокированно переглядываются: так их в случайном месте еще не принимали. Погодите немного – место не случайное.
Да здравствует Театр Гоголя! Вишняков перерыл к вечеринке закрома декораторского цеха – выудил оттуда золоченые диваны, серебристые гардины и еще килотонну блестящих объектов. Юлин рекорд на вечеринке с Йохансоном побит.
На пороге – Соня. Оценивает ситуацию, хохочет, комически разводит руками: «Не была гей-дивой – ну, попробуем!» Отправляется за вертушки: мы договорились с Вишняковым, что играть сегодня будет она, чтобы не скатиться в ремиксы на Мадонну.
Лестница усыпана золотыми пайетками, дорогие ботинки топчут ее, снизу-вверх, сверху-вниз: там, похоже, как-то разобрались с круизингом. На барной стойке – веер чаевых, бармены над стойкой – летают, и больше бесед о толерантности с ними не потребуется никогда.
Когда Юля Юденич услышала о гей-вечеринке, она пришла в ужас. Заявила, что это аморально и безнравственно. Арт-директор «Шестнадцати тонн» Павел Камакин хмыкнул и сказал, что зайдет с бейсбольной битой. Модный журнал, ясно, пришел в восторг.
Меж тем без старших братьев этих башмаков – Юля, Камакин и модный журнал сидели бы без ремесла. С американских гей-клубов, как известно, началась музыка хаус, и напрасно английские клабберы кричали: «Выключите эту музыку для пидоров!» Чувство вечеринки здесь – в крови, каждое party – как последнее, и не только ради барной выручки стоило в эту авантюру ввязаться.