***
Финский фестиваль родился так.
Нас с Наташей, задолго до того, как она стала хозяйкой «Думы», пригласили на прием во французское посольство. Прием был по случаю Дня взятия Бастилии, пригласили туда полгорода, то есть без официоза и галстука в тон костюму. Мы быстро дошли до нужного градуса, в превосходном настроении отправились продолжать в редакцию модного журнала, где Наташа в какой-то момент оказалась под креслом главного редактора и кокетливо лаяла оттуда на невозмутимых моих коллег.
– А представляешь, – сказала Наташа, до того как оказаться под креслом, – вот возимся мы от концерта к концерту – того распиарим, этого, тут получится, там опростоволосимся. (Как – вино кончилось? Ну виски так виски, только колой разбавь.) Представь, если взять сразу – и того, и этого, и тех сверху – и забабахать это все одним большим фестивалем на всю ночь! Так, чтобы люди всю ночь по клубу перемещались. И комнату для сна организовать: чтобы, если кто устал, было где отдохнуть, а потом продолжить, не уезжая домой.
Худенькая Наташа – закаленный практик, режиссер культмассовых мероприятий по диплому. Она тогда работала в самом большом в Москве клубе. А я жил в самой маленькой квартире в Хельсинки. В Москве бывал наездами: оттарабанить свои несколько тысяч знаков для журнала, заработать на поезд и самолет, вернуться в терапевтическую Финляндию и выпивать с друзьями-музыкантами. Возможно, если бы я жил в Венгрии или Греции, у нас бы случился фестиваль венгерский или греческий. Но случился – финский.
Наташа рисовала эмблему фестиваля – белую голову, в которую, согласно финским геральдическим цветам, ударяет синяя молния (голова впоследствии перекочевала в логотип Наташиного клуба «Дума» и материализовалась там же в виде солонок и перечниц). Я врывался с оператором в заснеженную, завешанную внутри цветастыми индийскими шалями избу аккордеониста Киммо Похйонена: заявленный хедлайнером аккордеонист некстати подвернул ногу и отделался видеоприветствием фестивалю.
Вместе с Наташей мы сварганили майку-разговорник: список нужных фраз по-русски и по-фински:
– Я деятель культуры.
– Это выдающийся оленевод.
– Кто это там спит под столом?
Мы никогда до этого не делали сами, без взрослых, ни одного концерта. Поэтому поняли, во что впряглись, когда все уже кончилось.
Перед первым фестивалем я совершил роковую ошибку: протянул перепуганной насмерть проводнице групповой билет на 36 человек (ровно вагон) и сам вступил на борт поезда «Хельсинки – Москва» в компании с еще пока стоящими на ногах музыкантами. Акт моисейства стоил мне дорого. В 19.12 на заснеженной станции Коувола в поезд не сел алкогольный хумппа-ансамбль Elakelaiset. У меня внутри все оборвалось: один ногу подвернул, другие на поезд опоздали – сговорились они, что ли? В 19.13, когда поезд начал набирать ход, на дальнем конце перрона появились три фигуры, каждая размером с холодильник (иначе было бы их не заметить), я крикнул по-фински три слова: «Elakekaiset, быстрее» – и третье, неприличное, кто-то дернул стоп-кран, холодильники добежали, строго представились в тамбуре: «Здравствуйте. Мы – Elakelaiset» – и, не раздеваясь, проследовали в вагон-ресторан.