– Сегодня вечером это получилось. Возможно, тебе следует помнить об этом, на будущее.
Он встал и поднял ее, словно ребенка, своими мощными руками, неся ее так же осторожно, как нес бы горящее полено. Очередной спазм скрутил ее живот пылающими узлами. Она сложилась пополам и закричала. Габриэль держал ее крепко, пока боль не отступила, его руки дрожали. Она ослабела, сопротивляясь этой непринужденной силе, желая высосать ее из него и наполнить свои вены.
Он осторожно положил ее на кровать и вернулся со свежей водой из умывальника.
– Другая причина покажется тебе менее приятной, – сказал он.
Слова вертелись в ее мозгу по-английски и по-кастильски, мешанина из языков. Она выхватила из нее правильные и заставила свой язык двигаться.
– Ты уже так хорошо меня знаешь?
– Я думал, что ты сможешь заставить доктора дать тебе опиума.
Она рассмеялась. Габриэль напрягся. Но это был смех не Ады, а хохот сумасшедшего шута.
– Я не думаю ясно, потому что я не подумала об этом.
Его губы вытянулись в мрачную линию. Даже когда он протер влажной тряпкой ее лоб, выражение его лица ничуть не изменилось. Он вообще умеет улыбаться?
Свет резанул ее по глазам, и боль ударила в затылок как топор. Она вскинула руки, словно защищаясь от удара в лицо. Глиняная миска упала на пол и раскололась. Но никакие уловки не могли защитить ее от пытки этих приступов. Раньше она никогда не заходила так далеко. Никогда. Джейкоб всегда давал ей то, что нужно. А этот дьявол, этот святой лицемер хотел, чтобы она страдала.
– Ты искренне считаешь, что это мне на пользу?
Габриэль отвел кулаки от ее глаз.
– Я смотрю на тебя, и мне интересно, кем ты была.
Открытость, которая смягчила его лицо, располагала к доверию. В этот момент она доверяла ему – доверяла ему с самым глубоким своим желанием.
– Можно мне опиум? Пожалуйста?
– Нет, inglesa. Я буду отказывать тебе до тех пор, пока ты сама не сможешь делать это для себя.
Шум вернулся, и ей захотелось вытрясти его из ушей.
– Я буду ненавидеть нас обоих.
– Ты не готова?
– Это так больно.
Руки – ее вроде бы – стиснули ее изнутри и сжимали все крепче. Внутри ее корчился волк, вонзая свои острые клыки и немилосердно терзая ее плоть. Слезы увлажнили ее щеки и волосы, смешиваясь с потом, но ее рот был сухой пустыней.
– Как я зашла так далеко?
Габриэль протянул руку к ее трепещущему телу, и она нырнула, нырнула в этот бастион за утешением. Все, что угодно, только чтобы не проходить через это одной. Он наклонился ближе, теплое дыхание его слов скользило по дорожке, проложенной ее слезами.
– Жизнь заводит нас в темные места, – сказал он. – Мы можем либо остаться там, пока не умрем, либо бороться и выйти.