– Несомненно!
Габриэль шагнул ближе, наступая на костлявого доктора со всей силой, которую мог разумно сдерживать.
– Так, значит, это касается и меня тоже?
Стражники выхватили оружие.
– Габриэль! – Лицо Пачеко оставалось спокойным, несмотря на резкость в его голосе. – Ты не можешь угрожать этим людям! Мы гости в этом месте.
– Но, возможно, ненадолго, – сказал Латорре. – Брат Пачеко, этот послушник заслуживает наказания за такое поведение.
Габриэль отшвырнул глиняный осколок, втайне наслаждаясь тем, как стражники вздрогнули. Но дисциплинарное взыскание означало не только лишение свободы или пост – и без того не самые приятные перспективы, – но его также разлучат с Адой, а его испытание будет провалено. Ради них обоих он обуздал гнев, которому на мгновение поддался.
Он обратился к Пачеко, единственному из присутствующих, кто еще мог быть на ее стороне:
– Наставник, она... она боится. Не хочет, чтобы ее резали.
– Это опиум, – сказал Пачеко. – Ты позволяешь ей высказывать свое мнение, когда у нее нет даже рассудка.
Габриэль вздрогнул, вдруг устыдившись, что о болезни Ады говорится вслух. Латорре и Мендес больше не смотрели на нее как на ведьму или заразную, а смотрели на нее как на создание, которое нужно пожалеть.
Он ждал решения Пачеко, но не знал, что хочет услышать.
– Что случилось такого, что я не могу продолжать действовать так, как считаю нужным? – спросил он.
– Твое здравомыслие под вопросом, – ответил Пачеко.
– Но я знаю разницу между тем, когда за нее говорит опиум, и крайним ужасом.
Латорре поднял бровь и злобно посмотрел на него.
– Ты так хорошо знаешь ее, послушник?
Габриэль повернулся и отбросил овчину.
– Смотрите сами. У нее шрамы на ступнях. Кто-то намеренно истязал ее.
Пачеко пристально посмотрел на него. Муравьи, бегающие по коже, были бы гораздо приятнее.
– Ты устал, Габриэль, – сказал он.
– Вы, наверное, просто не можете понять ее страх. Она была испугана, а этот надменный боров обращался с ней как с каким-то животным.
Мендес снова негодующе забубнил. Его глаза перебегали с Пачеко на Латорре.
Но Латорре только, открыв рот, смотрел на босые ноги и лодыжки Ады.
– Ты снял с нее сапоги? Без сопровождающей?
Габриэль рывком вернул овчину на место.
– У нее лихорадка, и сама она не могла снять их. Что мне было делать?
– Послать за горничной или монашкой, – ответил Латорре.
– Вроде той, что удерживала ее? – Его резкий голос отразился эхом от низких каменных стен комнаты.
– Она делала это, чтобы я мог произвести кровопускание, – сказал Мендес. – Если бы ты не вмешался, сейчас эта женщина уже бы поправилась.