– Не для моей сестры.
Губы Ады тронула слабая улыбка, а в голосе сквозила гордость.
– Unabruja?
– Ведьма? Нет. Просто алхимик, каким был мой отец. – Все эмоции исчезли. Она рассказывала о событиях, как будто они происходили в чьем-то чужом прошлом. – Боюсь, все дело было в ошибочном опознании. Шерифу нравилось истязать меня. После этого мои ноги стали гноиться, и я прибегла к опиуму, чтобы облегчить боль. Без него у меня не было спокойного времени... больше года.
– Прошло уже столько времени с тех пор, как твоя жизнь была другой!
– И пусть это будет уроком для меня, я полагаю?
Растирая рукой затылок, он сосредоточился на колючих кончиках своих коротко стриженных волос.
– Я ничего такого не говорил.
Ада перекинула толстую косу через плечо и огляделась.
– Как давно мы здесь?
– В общей сложности пять дней, – ответил он, хотя это казалось пустяком.
Усталости, которую он ощущал, хватило бы на целый год.
– И сколько еще мы здесь пробудем?
– До тех пор пока ты не поправишься. Возможно, до завтрашнего утра.
Ада кивнула на доску и расставленные на ней две соперничающие деревянные армии.
– Тогда позволь мне научить тебя играть в шахматы.
– Не хочу.
Каждодневное искушение Адой – знать ее, быть с ней – вернулось с большей силой, чем раньше. Она была не нуждающейся шлюхой, а просто еще одной раненой душой. Умной к тому же. Ее образованность все больше заставляла осознавать его собственное варварское воспитание.
– Что в этом плохого, Габриэль? – Ее улыбка вернулась, демонстрируя ямочку на левой щеке. – Ты поклялся не использовать свои умения и свой меч. Так используй вместо этого свой ум.
Он хотел возразить. Никакого разума. Никакой души. Только совесть, так хорошо знающая его недостатки. Но до рассвета у них еще вечность, а ему вдруг стало любопытно. Все, что угодно, только чтобы выдержать еще несколько часов в ловушке с Адой и ее чистыми проницательными глазами.
Возражения поблекли, когда он посмотрел на фигуру, которую держал в руке.
– Это королева?
– Да, – ответила Ада, ставя фигуру посреди своей темной армии. – Одна из наименее могущественных фигур на доске.
Он поднял брови.
– Наименее могущественных? Тот, кто придумал эту игру, ничего не знал о женщинах.
– Возможно, когда-нибудь это изменится, – сказала она со смехом.
Этот легкий, беспечный звук и эта сводящая с ума ямочка заставляли его думать совсем не о шахматах. Темные и опасные порывы, принуждающие его быть безрассудным. Но он отгородился от этого звука, от этой мысли, от искушения и сосредоточился на том, куда показывал ее палец.
– Итак, а это, значит, король...