1982. ОПЕРАЦИЯ «ЖЕНИТЬБА»
Начали грамотно. С первого курса положились на свою острую половую недостаточность. Но сыскать в низкорослом городе пассию с дипкоридором, через который без промаху к Пиренеям — метод экстенсивный, на любителя. Это тысячи тонн словесной руды, нередко — натощак. Это свирепый триппер по стручку ползет горошиной. Это с закрытыми глазами отличать суданку от йеменки, ЦРУ от «Моссада» — хорошо хоть СПИД еще в зачатке! Это Воробьевы горы — перевалочный пункт, привал, времянка колумбарного типа, где из четырех сторон света автоматически выбрано бегство…
Один из нас перепахал гигантский жилой массив, равный как минимум трем-четырем вместе взятым Франциям — за что сверху ему кинули гостинец. Мало того, что с пятикомнатной хатой на Горького, по-над Елисеем и собственноручно водила «Ладу», но папа ея — паппа миа! — таскал на подпись депеши самому Громыке. Вхож, т. е. само собой, наша зависть не знала границ, он же свой свет в конце туннеля тщательно застил, о внешних данных сообщал косвенно: «Уехать, а там забыть, как страшный сон». Спал в тех пятикомнатных палатах на половичке, утром получал свою миску йогурта, наэкономил шесть настоящих долларов в банк будущих запиренейских оргий и в грезах своих летал уже достаточно самостоятельно, не без форсу — тем страшнее был падеж — даже поволжского скота в 32-м вряд ли сопоставим по масштабам. Короче, он выставил на аукцион руку и сердце. Тогда и то, и второе еще водилось у него, это теперь он не вылезает из-под иглотерапии. Но торг не состоялся. Друг, оказывается, одушевленного вибратора исполнял, ибо папа — папаша — на поверку оказался символическим, как Римский или Карл — будучи на деле ей официальным супругом: «Он живодер, он гомик, он импотент, — агонизировала она, пока он паковал в ранец бритву „Харькив“, пару замоченных с вечера трусов и дрочёный до дырок в Пигалях путеводитель по Парижу. — А ты скотина! Я все скажу папе, он тебе визу не даст даже в Монголию, босяк, лимитчик, Ломоносов!» — неслось ему вслед с крыши Елисеевского гастронома, когда слабой походкой безусого коматозника, держа в фарватере голодных голубей, он затрусил в дружеское восвояси, на коечку профилактория МГУ. Он вошел в мою комнату сразу весь, потребовал десять таблеток фталазола, между поносом и слезами предпочтя второе, и подвел черту: «Нету пятака, чтоб умотать, хотя бы по Кольцевой, есть только двушка, но звонить некому».
Мы поняли, что операция «Женитьба» не про нас, и вычеркнули ее из списка кораблей, пригодных для побега.