Залезла в подпол, едва отыскала, вернулась, положила на табурет в изголовье. Он даже руки не протянул, чтобы развернуть и показать.
" Под кровать все положи, а как унесут меня, отдай ей. Только не забудь, Катерина!" И больше о свертке ни слова.
Она положила на него руку:
— Вот. Как просил, так и сделала. Забирай.
— Спасибо… — прошептала я, вспоминая, как уехала в прошлый раз впопыхах, даже не попрощавшись, уверенная, что, вернувшись, застану старика на прежнем месте.
Смахнув навернувшуюся слезу, начала разворачивать сверток.
От тряпок и пожелтевшей бумаги пахло временем- особый запах, присущий старым вещам.
Наконец, в моих руках оказалось полотно, свернутое в трубочку.
Картина? Похоже на то.
Осторожно отогнув верхний край, я начала разворачивать полотно, дрожа от предвкушения. Тетя Катя напряженно следила за моими действиями.
Застыв в изумлении, я держала картину за верхние и нижние края.
Это была она, Екатерина Зотова, вне всякого сомнения. Иначе бы дед Евстафий не передал её мне.
"Да я и сам, глядя на тебя, всё её вспоминаю…"- припомнились слова старика.
"Он хоть и холуй, да талант у него к ваянию был, картины его уж больно хороши, особливо…"
Теперь понятно, откуда у Евстафия Игнатьевича картина. Столько лет прожила втайне ото всех рядом с ним Екатерина Зотова, увековеченная рукой его деда!
Давно отзвучавшее эхо прошлого вернулась, отдаваясь в моей душе тихой ностальгией.
Откуда вдруг это нахлынувшее невзначай чувство? Что связывало меня с далекой, загадочной Екатериной, почему магия былого, не отпускавшая деда Евстафия, теперь завладела и мной?
Я смотрела на полотно, пытаясь отыскать ответы на мучавшие меня вопросы.
Подпись художника отсутствует, однако, исполнение мастерское. Екатерина в своем саду на фоне роз, лилий, желтых бархатцев.
Легкое белое платье, неуловимо подчеркивающее достоинства статной фигуры, русые волосы небрежно собраны на затылке розового шелка лентой. Именно шелка, художник удивительно тонко передал эту небольшую деталь. Кремовая шаль, расшитая темно-красными розами, с кистями, почти касающимися земли, небрежно наброшена на плечи. На полусогнутую руку упал только что собранный букет.
Тетя Катя, приобняв меня, тихонько охнула:
— Девонька моя, если бы не платье….
— Платье? — отозвалась я, вглядываясь в лицо Екатерины, пытаясь определить цвет её глаз, изгиб губ, форму бровей. Сомнений быть не могло- мы схожи, словно сестры.
— Теперь понятно, почему Евстафий Игнатьевич относился ко мне по-особому… — прошептала я.
— А я — то, дура, все отцовы россказни за блажь принимала. Да и как было не принять! Его тогда и на свете не было. Дед его барышню-то видел… Слыхивала, что художником был, вот и увековечил красавицу. Не знала, что и отцу довелось на неё полюбоваться, а теперь вот и нам с тобой…