Путь диких гусей (Софронов) - страница 231

— И когда же хан собрался уходить? — Карача был поражен изменившимися столь внезапно намерениями Кучума.

— Сегодня ночью. Как только стемнеет. Поэтому Ата-Бекир пойдет не один, а со всеми моими нукерами.

— Может, будет лучше, если я уйду с тобой?

— Нет, со мной ты только выберешься из крепости, там дело твое. Увидимся по весне, когда прилетят первые птицы на сибирские озера.

— Если я доживу до того времени…

— Все в руках Аллаха, — и Кучум повернулся спиной к своему визирю, давая понять, что их разговор окончен. Сидевшие молча шейхи никак не отреагировали на заявление хана об уходе из городка. Может, они обсудили все заранее, еще до прихода Карачи?

"Все они одного поля ягоды. Разве я для них человек? Просто раб, которого можно выгодно продать или заставить выполнять какую-то грязную работу. Как только я оказался им не нужен, меня выгнали, как приблудного нищего. С такой же легкостью он мог отдать приказ и о моей смерти. Он хан! Великий хан из рода Чингиза! Ему даровано все и все позволено! Поэтому он так и ненавидит род Тайбуги, который посмел противиться ему. Но я-то, как щепка на большой воде, не знаю, к какому берегу меня прибьет. Даже если он не сможет сделать без меня ни одного шага, то и тогда я буду всего лишь посохом в его руках. Захочет, призовет другого, а потом и его прогонит… Но он забывает одно, что такие, как я, нужны всем. Без меня не обойтись ни одному хану, и неважно, как мое имя; Карача-бек или Ата-Бекир. Кто-то может сказать, что я предатель. Но кого я предал? Свой народ? Едигира и Бек-Булата? Но они не могут поделить ханский холм, а мне приходится выбирать между тем и другим. Я столь же слаб, как тот рыбак, которого они силой заставили указать место, где он встретил Едигира. Они толкают нас на предательство, а потом бросают, использовав до конца, как пустой бурдюк от вина".

СТОН МЕРЗЛОЙ ЗЕМЛИ

Утром Едигиру донесли, что Кашлык пуст. После вчерашней удачной победы над отрядами степняков сибирцы ослабили бдительность, и сотни Кучума под покровом ночи ушли из городка по узкой тропе вдоль кромки воды. Об этом красноречиво свидетельствовали глубокие следы, оставленные на берегу.

Едигир вместе с юзбашами кинулись к воротам, вбежали в крепость. Неприятный чужой запах ударил в лицо. Снег внутри был вытоптан и столь грязен, что воины шли, невольно высоко поднимая ноги, будто бы могли испачкаться. Заглянули в шалаши, землянки, но не нашли ни единой души, и лишь в последней сидела запачканная сажей в рваной шубейке девушка с заплаканными глазами. Увидев вошедших мужчин, она вскрикнула и закрыла лицо руками. Едигир подошел к ней ближе и попробовал отнять руки от лица, но та громко закричала.