В конце концов ей удалось убедить отца в необходимости продать землю. Получив его согласие, Мадлен немедленно прилетела в Монтедору – было необходимо узнать, как шло управление поместьем, прежде чем выставлять его на продажу на международный рынок.
Несколько последних дней она опасалась, как бы не отменили рейс домой – что, в конце концов, и произошло. Ей, конечно, хотелось бы думать более оптимистично о своих шансах вылететь отсюда завтра, но, увы, здешний аэропорт походил скорее на какую-нибудь провинциальную благотворительную ярмарку в последний день перед закрытием, чем на современный центр международных сообщений…
– Еще рому, сеньорита? – послышался голос бармена прямо у нее над ухом.
Он все-таки заметил, что она выпила и второй бокал…
Конечно, больше бы пить не следовало. Она ведь никогда не пила так много за один вечер. Но что еще остается здесь делать? Идти в убогий номер и, запершись в четырех стенах, смотреть на давно не ремонтированный потолок? Или тупо перечитывать две книжки, которые она привезла с собой из Штатов и уже давно прочитала? Или заново пересмотреть документацию по ранчо, что может только усугубить ее депрессию – ведь она в очередной раз убедится в почти полном отсутствии шансов продать злополучную землю?
– Да, пожалуй, еще бокал, – попросила Мадлен.
Она почувствовала, как тонкий шелк платья прилип к спине, а на лбу выступили капельки пота. Жара становилась все более невыносимой. Достав из кармана платочек с собственной монограммой, Мадлен прижала его ко лбу. «Странно, – подумала она. – Я ведь никогда до этого не потела…» И это было одной из причин, по которой, как ей казалось, ее недолюбливали родные сестры.
Нет, конечно, Мадлен знала, что они ее любят, – однако было множество мелочей в ее поведении и образе жизни, которые им просто не нравились. Впрочем, то же самое можно сказать практически обо всех, кого она знала. Взять хотя бы постоянные шуточки о ее дипломе с отличием в Принстоне [1], ее безупречном управлении многочисленными семейными делами, всегда утонченном и изысканном внешнем виде и обширных познаниях в самых разных областях – всего этого хватало с лихвой, чтобы знакомые относились к ней несколько отчужденно. И чем выше поднималась Мадлен по социальной лестнице, тем менее любви и чувств, казалось, внушала она окружающим.
И сейчас, сидя в дешевом баре в богом забытой стране на краю света, Мадлен прекрасно понимала, что, хотя у нее большая семья и куча родственников и несмотря на ее многообещающее будущее и многочисленный круг знакомств, ей некуда и некому сейчас позвонить, чтобы рассказать, как ей одиноко и тоскливо. Ни одного по-настоящему близкого человека… На всем белом свете…