МОСКВА, ИНСТИТУТ им. СКЛИФОСОВСКОГО, 20 МАРТА, УТРО
«…Что нежной страстью… как цепью я окован…»
— Ну, что, красавица, очнулась?
Попробовала открыть глаза. Боже! Оказывается, солнечный свет — это так больно! Яркий, ведь на улице весна. Зачем его впустили в больничную палату? Не место ему тут. Не место. Здесь болезни, страдания. Солнечный луч подкрадывается к лицу, как игривый котенок к блюдечку с молоком. Чуть тронул мягкой лапкой веки, они задрожали. Открыла глаза и тут же закрыла. Виски сдавило словно тисками. Больно.
— Тошнит…
Прямо над ней чье-то лицо, все расплывается, как в тумане. Сделала усилие, моргнула несколько раз: мужчина в белом халате, седой ежик волос, лицо в морщинах, внимательно смотрит на нее через очки в желтой металлической оправе.
— У тебя, милая моя, небольшое сотрясеньице мозга. И шейные позвонки от удара чуть-чуть сместились. Помнишь что-нибудь?
«Небольшое», «чуть-чуть»… Все они так говорят. По ее самочувствию не скажешь, что чуть-чуть. Конец света. Лучше умереть, чем так страдать!
— Я? Да…
«…Что нежной страстью…»
— Из милиции тобой уже интересовались. Но я сказал: «Ни-ни».
— Из милиции?
— Значит, не помнишь.
Пожилой врач посмотрел на нее пристально и замялся. Она поняла эту паузу: говорить или не говорить? «…Что нежной…» Вертится в голове беспрестанно и все тут. Может быть, это безумие? «…Что нежной страстью…» Господи, что было-то до нее, до этой страсти?
— Ну, лежи тогда, отдыхай, скоро из реанимации в общую палату переведем, — вздохнул врач, и она поняла, что его выбор: не говорить.
— Постойте.
Он задержался в дверях, посмотрел на нее нерешительно.
— Э-э-э… А, может быть, не стоит волноваться? Отдыхайте.
Все правильно: только истерик ему не хватало. Он хирург, не психотерапевт.
— Я хочу знать.
— Э-э-э…
— Что с мужем?
— Здесь он. В реанимации.
Она вспомнила наконец все, что было до того, как ария, исполняемая популярным певцом, оборвалась на слове «окован». Работала магнитола. Она слушала музыку, чтобы хоть чем-то себя занять. И тут… Удар сзади в их «Жигули», стоявшие на шоссе с включенным аварийным сигналом. И знак выставлен сзади, метрах в двух. Машина заглохла. Он пытался ее починить. Она не видела мужа за поднятым капотом машины. Значит, вся сила удара другой машины пришлась на него. В реанимации…
— Не надо меня жалеть.
— Не надо, говоришь, — врач вернулся неохотно, снова присел на стул возле ее кровати. И повторил с сожалением: — Не надо…
— Он умер, да?
— Родные-то у тебя есть?
— Нет. Мама умерла.
— Давно?
— Не очень. А отец… Отца не было. Она одна меня растила. Да что вы все ходите вокруг да около?! Подготавливаете меня, что ли? Думаете, ничего не понимаю? Я сама психолог. По образованию.