— За чью? — крайне заинтересованно спросил хозяин.
— То-то и оно! Если бы… а то ведь за свою. Собственную!
Уж его-то, страдальца, они накачали до стадии полного обезболивания.
Я тоже выпил и всё ждал: может, перестану зябнуть, ослабнет колотун… Но, хотя самогон был вполне качественный, мне он нисколечко не помог.
Мы ждали приказа немедленно двинуться вперёд, но для этого кто-то должен был подменить нас, чтобы оставить село за собой. А то ведь следом придут из второго эшелона и доложат, что село взяли они. И в приказе тиснут. Тут уж никому ничего не докажешь. Везде, повсюду мошенничество, интриги, подлог. При чём тут село, когда прохиндеи целые города оттяпывали у боевых подразделений и ордена-медали получали за несовершённые подвиги — всё дело в том, кто первый доложил, зафиксировав победу в приказе.
Холодало быстро, из охранения по одному забегали погреться, заодно можно было хлебнуть глоток-другой (но не больше). Нам сообщили, что в передовом отряде никакого шевеления нет и в помине. Я усадил за рацию одного из своих разведчиков, а сам плотно укутался в брезент на броне рядом с башней: мол, «как только эфир встрепенётся, сразу окликни». Мне уже было совсем невмоготу. Хотелось прислониться хоть куда, лишь бы не стоять, не сидеть, даже не лежать, а витать в пространстве. И это было не от самогона, ни в малой степени… Отнюдь… Упаси, спаси — просто земля вспучивалась, вставала дыбом и медленно плыла мне навстречу…
А в кругу главного командования на самом-то деле происходило нечто невразумительное. Только узнал всё это я гораздо позднее. На передовом командном пункте находились командарм Лелюшенко (генерал малодисциплинированный и с очень плохой нервной системой, зато отчаянно храбрый), командир нашего танкового корпуса Евтихий Белов (тоже генерал, но человек размеренный и спокойный) и все те, кому следовало околачиваться возле них, одним словом, устроители и управители боя, совершенно уверенные в том, что всё это гигантское сражение катится исключительно их титаническими усилиями и не имеет права задержаться хоть на минуту. Любая неудача, затык или откат есть искажение их грандиозного замысла, не говоря уже о гениальных установках штаба фронта, Генштаба и самого Верховного!..
Дорогой мой Нерославский (гвардии старший лейтенант) сделал своё дело и задержал радиограмму ровно настолько, насколько смог. Мы тем временем переползли через деревянный шаткий мосток, вышибли вражеских артиллеристов с их боевой позиции и, уж извините, захватили немалое село. На стол командующего легли сразу две радиограммы. Одновременно: «Разведка болтается у меня под ногами и бездействует…» и «Нахожусь центре села Остапе (координаты). Танков Фомичева нет. Жду подкрепления». Лелюшенко завопил (а он умел это делать):