Одиссей покидает Итаку (Звягинцев) - страница 445

Конечно же, это вполне разумно — отразить первый, самый страшный и внезапный натиск гитлеровских войск силами кадровых частей, одновременно создавая в тылу практически новую армию, которая и нанесет по измотанному и потерявшему наступательный порыв противнику сокрушительный удар, перейдет в контрнаступление и погонит его на Запад, до Берлина, а то и до Атлантики. Новиков и сейчас по-прежнему считал, что в военном смысле план безупречен. А в моральном?

На войне никто никому не может дать гарантий личной безопасности. Солдаты погибали и продолжают погибать в больших и малых войнах. Но должно существовать равенство шансов.

Недопустимо обрекать людей на участь смертников. Почему так неприятно читать о последних днях обороны Севастополя в сорок втором? Все уже ясно, город удержать не удалось, командование отбыло на Кавказ, а кому-то приказано — оставаться, биться до последнего, в буквальном смысле, солдата и патрона, потому что права на плен тоже нет.

То же самое — идея камикадзе. Наша мораль ее отрицает. Почему? Вроде бы летчики сорок первого года были такими же камикадзе, готовыми на гибель, на таран, на подвиг Гастелло, и никто почти из них не дожил до победы. Неужели все дело как раз в этом «почти»?

Если бы погибающие сейчас на западе дивизии имели нормальные шансы — через положенное время отойти на переформирование, на отдых, получить подкрепления, потом снова воевать — все их жертвы выглядели бы совсем иначе. Но возможности вывести их сейчас из боя не было. Им нужно любой ценой продержаться еще минимум месяц. А для скольких такая необходимость означает верную смерть?

В общем, известная страсть российского интеллигента к рефлексиям не миновала Новикова и здесь. Он даже подумал, что главное преимущество Сталина и ему подобных в том и заключается, что на пути к достижению цели — неважно, какой — они свободны от расслабляющей способности войти в чье-то положение, ощутить чужую боль, задуматься: а вдруг кто-то другой прав не меньше, чем ты? Как без такой способности лидеру? Ибо, если он будет исходить из чувств, обычных для нормальных людей, то как сможет принимать решения, гибельные для отдельно взятых личностей, но необходимые для чего-то высшего?

Жаль только, что невозможно четко определить, с какого поста и с какого момента человек получает право мыслить и поступать как лидер. А ну как он вообразит, что ему уже все можно, а на самом деле — еще нельзя?

В старое время проще было, там такие права давались в силу происхождения.

Но то, что Новиков на своем посту имел возможность сейчас не только руководить воюющей страной, но вдобавок и рефлектировать таким образом — это уже был хороший признак. Это свидетельствовало, во-первых, о том, что все идет по плану, и во-вторых, что он остается самим собой, натура Сталина не имеет власти над личностью Новикова.