Но Тиссу Кхад не стала убивать, а только напугала, и сказала потом (Близнецы рассказывали), что самоубийцу с того света достанет.
— Я думаю, правда… — едва слышно сказала Тисса, опять утыкаясь в коленки.
______________________
1у Кеила — на том свете
Теотта
2272 год, 27 день 5 луны Ппн
двор "Лисьей норы", Эрлони
— Жил когда-то бог. Это был молодой бог, и он очень хотел чего-нибудь совершить или создать, или разрушить — не важно что, главное, чтоб громко и все услышали. И вот однажды почувствовал он, что изнутри рта что-то в зубы стучится. Выплюнул — оказалось слово. Подумал бог, поразглядывал слово, пощупал и понял, что это имя реки. А если есть река, должны и берега быть. И исток, и устье, и города на реке, и люди, чтобы жить в городах. И сам бог не заметил, как создал Центральную равнину и Великие горы.
— Постой! — влез Нар Кьё, уже откликающийся на имя "Нарк1", тряхнул головой. ("Э-э!" — возмутился Воробей: чёрная волнистая грива хлестнула его по лицу) — Ведь монахи не так рассказывают! Ты откуда это взяла? Рассказал кто?
— Никто не рассказал! — обиделась Теотта. — Я сама так знаю, — и замолчала. Народ зашумел. Кейя дала Нарку подзатыльника, Воробей стал громко требовать продолжение. Кошка шикнула на всех и стала выжидательно смотреть на Теотту. Нейех почесал плечо и снова замер. Теотта обвела неблагодарных слушателей взглядом, сощурилась от солнца и продолжила.
— Всё получилось хорошо, просто мир был неживой. Мёртвый был, — зачем-то пояснила она. — Бог и так уже старался, и этак, а толку — пшик. Совсем уже бог выдохся, и понял вдруг, в чём дело. Жизнь в мире была всего одна, божья, и не у мира, а у бога. И бог понял, что чтоб мир ожил, ему надо умереть. И умер.
— Так я эту легенду знаю! — снова перебил Нарк. — Это дазаранцы рассказывают. У них бог всего один, да и тот мрёт накануне каждой весны, чтоб назавтра ожить…
Теотта зашипела, как вода на сковороде, и потянулась к ножу.
— Ша, — скучно сказал Лорд, заступая между ними. — Нарк, учись молчать у Нейеха. Теотта, драки запрещены с позапрошлой луны.
Теотта по-звериному оскалилась, сверкнув белыми зубами с чёрного лица, и села на место.
— Он не ожил, — неохотно сказала она. — Он совсем умер, навсегда, даже души не осталось.
— Но ведь боги навсегда не умирают? — осторожно спросил Воробей. Бережно накрывая ладонью своего крылатого тёзку, которого нашёл где-то мокрым и полумёртвым пару дней назад.
— А этот умер. А то что ж это за жертва такая: умереть на пару дней, отдохнуть — и обратно? Он хотел, чтоб мир по правде ожил, вот и умер по правде.