Но мать ошиблась. Кэти подружилась с сыном швейцара и была исключена из пансиона за то, что удирала к нему с уроков.
А теперь Кэти радовалась, предвкушая блестящее будущее дочери и не желая вспоминать тот факт, что сама она так и не привыкла к высшему свету и не научилась поддерживать дружеские отношения с людьми, которых считала надутыми и фальшивыми.
Когда Сейди издала еще более громкое чмоканье и вознамерилась повторить его, Кэти крепко взяла ее за руку и повела к стоящим на веранде стульям грубоватой ручной работы.
— Дорогая, ты великолепно подражаешь духам. Но я не желаю спорить о том, едят или втягивают духи пищу, у меня есть замечательные новости.
При виде льстивой материнской улыбки Сейди насупилась и выдернула руку.
Кэти села, храня притворное спокойствие, и придвинула поближе маленький стул для Сейди.
— Вот так. Почему бы тебе не посидеть рядом со мной?
Но вместо того, чтобы послушаться мать, Сейди решительно прошла в дальний конец веранды и сердито уселась на полу скрестив ноги, как делал ее приятель, индеец Хуанито. Отвернувшись, девочка начала обрывать лепестки пышных ноготков.
— У меня тоже есть хорошие новости, — мрачно прошептала малышка, ссыпая лепестки в корзину.
Пока Сейди терзала цветы, сердце Кэти сжималось все сильнее. Неужели девочка заранее предчувствовала, что ее мать собирается вернуться к разговору о Морисе?
— Немедленно прекрати! — выпалила Кэти.
Пальцы Сейди задвигались еще быстрее, мстительно обрывая лепестки.
— Пите нужны лепестки, чтобы провести дорожку от кладбища и указать Лупе путь к дому.
Кэти с трудом сглотнула и решила быть поласковей с дочерью.
— Почему бы тебе... не рассказать свою новость, дорогая?
Пальцы Сейди замерли над полуощипанным цветком. Ангельское личико застыло. Она явно растягивала паузу. А затем наконец произнесла сдавленным, должно быть, от волнения голосом:
— Пита говорит, что... в этом году Лупе может привести с собой моего настоящего папу...
Сейди замолчала, и к лучшему: Кэти больше не вынесла бы ни единого слова! Почти ни разу она не заговаривала с Сейди о Рейфе, но грусть в голосе девочки прозвучала слишком искренне, чтобы отмахнуться и пренебречь этим.
— Нет! — воскликнула Кэти, вскакивая с места, бросаясь к Сейди и падая перед ней на колени. — Бедная моя девочка, я и не знала, что ты до сих пор думаешь и надеешься...
С бесконечной нежностью Кэти притянула ребенка к себе, и остроконечная шляпа колдуньи свалилась с головы Сейди.
Кэти ласково пригладила золотистые пряди мягких волос девчушки.
— Драгоценная моя Гордита, он никогда не приедет.