— Хорошо? — спросила она вторично, смутившись влюбленного взгляда мужа.
— Хорошо? Не то слово, родная, — ответил он. Подошел к ней, заглянул в глаза и в приливе нежности взволнованным голосом сказал: «Спасибо, милая. Все сделано прекрасно. Ты молодец, Маринка».
Нежный румянец залил щеки Марины. Восемь лет прожила она с Марутаевым, привыкла к тому, что был он скупым на ласковое слово, хотя хорошо знала, что это не мешало ему искренне и сильно ее любить.
— За что спасибо? Это моя обязанность. Я ведь — мама.
— Столько забот! Устала?
— Что ты? Совсем нет, — тряхнула она головой в ответ.
От ласковых слов мужа ей вдруг стало так легко, что на какое-то время она забыла тревогу за исход визита отца в советское посольство и отдалась вмиг заполнившему ее до краев чувству радости за детей, мужа, за то, что была молода и любима.
— Совсем не устала. Мне так легко, что петь и танцевать хочется. Не веришь? Правда, милый.
Кружась и напевая, она подошла к патефону, поставила пластинку и, когда в комнате раздалась музыка, попросила мечтательно:
— Пригласи меня, Юра, на танго. Как тогда в клубе фабрики. Помнишь?
Ей захотелось снова пережить момент их знакомства, ощутить то сладостно-трепетное состояние, которое овладело ею, когда она оказалась в сильных руках Марутаева.
— С радостью, — разделяя ее настроение, ответил Марутаев. Шутливо пригласил, — Прошу не отказать, мадемуазель.
— Пожалуйста, — в тон ему ответила Марина.
Не прибегая к замысловатым «па», водил Марутаев под звуки медленного танго словно опьяневшую от счастья Марину и смотрел на нее с чувством виновности за то, что в водовороте жизни, в поисках хлеба насущного не заметил, как ее лица коснулись годы. На лбу залегли морщинки. Прорезавшись в нежной коже, от уголков глаз к вискам образовали солнечные сплетения-лучинки, которые женщины обычно с грустью именуют «гусиными лапками». Прошло восемь лет после их брака. Нелегкая жизнь на чужбине сделала свое дело — поугасила остроту чувств, но любовь осталась, наполнившись иным содержанием — трогательной заботой друг о друге, семье, детях. Оба они стали взрослее, сдержаннее, мудрее.
— Бельгийские девушки тогда завидовали мне, — восхищенно посматривая на Марутаева, говорила Марина, — Шутка ли, пригласил на танец такой красивый парень. И этот парень теперь мой муж. Только ты не зазнавайся, — шаловливо погрозила пальцем и, помолчав, спросила: — А помнишь, что ты тогда сказал мне?
— Нет, не помню. Да мало ли что я мог наговорить, чтобы понравиться тебе, — отшутился Марутаев.
— Ты сказал: «Вот так бы идти с Вами всю жизнь».