— Да, — проговорила она. И вдруг неожиданно прошептала:
— Боже, как я соскучилась по тебе.
Ровно в 6:00 резко прозвучал сигнал побудки. Звон дребезжал в ушах, проникал в мозг: ни один лежебока не должен проспать.
Кэти стала поспешно убирать постели в ящики под ступеньками.
— Через пять минут опустят перегородки. — Из ящика под семнадцатой ступенькой Кэти извлекла плоскую шкатулку.
— Стой спокойно, — приказала она и принялась гримировать мою физиономию.
— Ох! — не выдержал я, когда она оттянула мою верхнюю губу и подклеила под неё кусок пластыря.
— Ну вот, готово, — она дала мне зеркало.
— Неплохо, — согласился я. — Мне как-то удалось выбраться отсюда вместе с толпой. Попробуем и сегодня.
— Сейчас опустят перегородки, — заметила Кэти, напряжённо прислушиваясь к отдалённым звукам, которые ещё не улавливало моё непривыкшее ухо.
Перегородки опустились. Из всех ночных жильцов на тридцать пятом этаже остались только мы одни. Но я ошибся. Перед нами стоял Таунтон и двое из его ребят. Багроволицый ухмыляющийся Таунтон, как всегда, нетвёрдо держался на ногах. Оба его подручных направили на меня свои автоматы.
Пьяно икнув, Таунтон изрёк:
— Нечего сказать, подходящее ты выбрал место, чтобы поспать с красоткой, дружище Кортней. Для таких, как ты, полуночников, у нас в дверях есть фотоконтролер. А ну-ка, барышня, отойдите в сторонку.
Но Кэти не отошла в сторонку. Она шагнула прямо к Таунтону и ткнула ему дуло револьвера в живот. Его багровое лицо стало серым, как замазка.
— Теперь, надеюсь, вы знаете, что вам делать, — сурово сказала она.
— Ребята, — пролепетал Таунтон слабым голосом, — опустите автоматы. Ради Бога, опустите автоматы.
Те удивлённо переглянулись.
— Опустите! — уже умоляюще сказал Таунтон.
Казалось, прошла вечность, прежде чем они сделали это. Таунтон жалобно хныкал.
— Повернитесь спиной, — приказал я парням, — а теперь ложитесь на пол. — Я вынул револьвер, предусмотрительно одолженный у лейтенанта. Приятно было чувствовать в руке его тяжесть.
В лифте нас могли отравить газом.
Поэтому мы трое спускались пешком, долго, медленно и осторожно, хотя лестница была свободна. Таунтон распорядился очистить помещение от посторонних. Он хныкал и что-то жалобно бормотал всю дорогу. На площадке десятого этажа он вдруг взмолился:
— Дай мне выпить, Кортней. Я умираю от жажды. Бар здесь рядом, вы можете не опускать ваши револьверы…
Но Кэти лишь иронически засмеялась, и мы продолжили наш медленный спуск по ступенькам.
У выхода, сняв пальто, хотя на улице был мороз, я перекинул его через руку Кэти и накрыл им револьвер.