Свободные от вахты матросы, еще минуту назад трупами лежавшие на койках, сидели нахохлившись, настороженно, словно петухи на насесте, готовые по боевой тревоге в мгновение ока занять посты. На лицах ничего, кроме покорной готовности. А за спиной монотонный сиплый голос повторял:
— Пеленг… шум. Пеленг… слышу шум винтов. Пеленг… шум сильнее.
Стих шум насосов, нагнетавших воздух в балластные цистерны. Старший механик доложил, что лодка на перископной глубине. Карл сам отдраил люк, первым поднялся в боевую рубку, где еще моросил дождь забортной воды.
— Поднять перископ!
Однако, кроме пены, захлестывавшей глаз лодки, ничего не было видно.
— К всплытию, вахту наверх!
В люк ворвался холодный воздух. Прогрохотали по сходням сапоги трех матросов и боцмана. Вслед за ними на мостике, между гребнями волн а зеленоватым, мерцающим небом, очутился командир.
Карл первым заметил длинную черную полосу дыма. Потом из волн поднялись этажи надстроек, корпус. Пароход тяжело клевал прямым носом. Было видно, как валы разбивались о форштевень, накатывались на палубу. Пароход пересекал курс лодки. Он демонстрировал свой профиль прямо как на картинке справочника Ллойда. Но командир лодки и без справочника. знал этот тип судов: лесовоз, скорость девять узлов: с поправкой на волну и встречный ветер — восемь. Больно медленно кивает белым гребням валов. Скорее всего сейчас он развивает около шести узлов. Ничего не стоит влепить торпеду с первого залпа.
— Три звонка дизелистам!
Лодка вздрогнула и стала выжимать самый полный вперед, чтобы выйти на рубеж атаки. Карл медлил, не уходил с мостика, внимательно всматриваясь в приближенный оптикой бинокля корпус транспорта. Там никакого движения. Как и в прошлый раз, беспечная вахта обреченного судна ничего не замечает. Теперь незачем больше мерзнуть на мостике. Рыбка на крючке и никуда не уйдет.
«Ванцетти». 10 часов 20 минут утра
Небо блекло. В то же время на юго-востоке забрезжила серая полоска зари. Оттого еще глубже казалась чернота надвигавшейся тучи. О приближении полосы нового шторма сигналили резкие порывы ветра. Нужно было успеть под спасительную, вьюжную крышу до того, как наступит короткий, серый полярный день. Ход не поднимался выше четырех узлов, и стармех, несмотря на все старания, ничего не мог поделать.
Веронд вызвал главстаршину военной команды. Пышущий здоровьем Иван Голик явился налегке, в свитере. На обветренной, кирпичного цвета щеке полоса от подушки. Легкая улыбка на губах — воспоминание о недосмотренном приятном сне.
— Что случилось, Владимир Михайлович? — И зевнул в кулак.