Серж молчит, и по нему не видно даже, слушает или нет.
— Потому и разнобой? — неожиданно спрашивает он.
— Да. Не все ведь понимают, что Союз был возродившейся, но оторванной от многих корней и загодя поделенной под нынешний развал Россией. Даже прочитай «СССР» наоборот — получится «РССС». На искаженное слово «Россия» похоже. И мы тут все, кто был в одной пробитой снарядами каменной коробке: ты, я, Али-Паша, Гриншпун с Семзенисом, да Сырбу с Оглиндэ, невзирая на место рождения и национальность, — из этой самой, любимой нами, изувеченной, но все еще не убитой до конца страны. Страны, которая ни Молдове, ни Литве не противоречит. Национальное нас не раздражает. Нас раздражают подлость и злоба, которые убивают людей и воздвигают границы… Мы — рожденные в РССС.
Из фойе гостиницы выползает Жорж.
— Присаживайся, Жоржик, — гостеприимно приглашает Серж своего постоянного компаньона.
Колобок садится и нашаривает в кармане портсигар. Протягиваю ему недавно приобретенный свой. Он игнорирует.
— О чем грустят отцы-командиры?
Жорж достает и открывает свою табакерку. Ну конечно, нужно ему потрошить мои «Зимбру»! У них еще есть «Золотое руно»! По аромату Сержева дыма мог бы догадаться!
— Да все о вас, дорогие подчиненные!
— Ой, растрогал! У тебя-то какая забота?
— Сейчас Кацап снова как свинья нажрется. И Тятя, может быть, тоже.
— Пойти, что ли, помочь?
— Не сейчас. Чуть позже. Срань болотная отвалит с халявы, тогда пойдем.
— Вас ист дас,[69] как ты говоришь, «срань болотная»? — отзывается вопросом Жорж.
— Оперуполномоченные.
— А! Тогда понятно… Хорошая все-таки штука — мир. Бабье лето какое! Погодка — красота! Сколько раз мечтали так просто здесь посидеть! И вот теперь сидят, как сычи. — Глаголя этот жизнерадостный спич, Колобок поудобнее вкручивается в скамейку рядом со мной. Что-то он сегодня говорлив.
— Мы ж хотели после победы, а не черт знает как! — кисло бросает Достоевский.
— Ну, это не причина!
— Да отстань ты. Мы не грустим. Лень просто! — отзываюсь я.
— Умгу, — кратким отзывом подтверждает Серж.
— Классное было лето! Лучше бы я вместо этого городишки пролежал бы под яблоней у ставочка. В садах все ветки — до земли! В правой руке — удочка, левую протягиваешь — и грызешь джонатан или белый налив.
Колобок определенно настроен лирически. И несколько часов перед этим где-то пропадал. У девок был, что ли?
— Скоро от твоего поросячьего счастья в селах все коровы с козами передохнут!
— Это почему же?
— Почему-почему, — дразнит его Серж. — Сожрут их казаки, баста!
— Я же сказал сдохнут, а не сожрут.