Мы с Дэном уселись на подоконнике. Я случайно дотронулся пяткой до железного каркаса батареи и тут же отдернул ногу, такая батарея была холодная. Мама водила утюгом между пуговицами, ее черные брови почти сошлись над переносицей, так сосредоточенно она гладила. Она склонилась над гладильной доской, и из глубокого выреза ее платья выглядывали полные круглые груди.
— И запомните, сегодня никаких потасовок, — сказала мама. — Ведите себя прилично.
Тоже мне, ведите себя прилично.
А мама тем временем продолжала:
— У Джоан нет никого, кроме нас. (Это она про то, что у них с Джоан нет родителей.) Вы ведь не хотите испортить Джоан весь праздник?
Нет, мы не хотели. Правда не хотели. Пришлось заключать перемирие.
— Прости меня, Гарри.
— Прости меня, Дэниэл.
Дэн улыбнулся мне. Я сделал вид, будто ничего не заметил.
Мама отставила утюг и сказала:
— Я должна вас кое о чем попросить…
Она накинула рубашку на спину Дэниэла. Тот аж взвизгнул, такая она была горячая.
А я улыбнулся.
Быстренько стащив рубашку, мама встряхнула ее раза два, чтобы остудить. Вот он, мой братец, весь как есть: ни жалоб тебе, ни слез. А мама вновь принялась одевать Дэна.
— Не все гости знают, что Джоан и Отис уже давно живут вместе, так что совсем необязательно, чтобы вы в этот знаменательный день сказали что-нибудь лишнее. Все ясно?
— Ясно, мам, — сказал я.
Это был секрет, а секреты нам нечасто доверяли.
Дэн, возясь с пуговицами, мечтательно произнес:
— Хочу, чтобы Джоан опять жила с нами. И пусть у Отиса снова будет другая девушка.
Мама смерила нас обоих взглядом из серии «ну-как-вы-не-понимаете». Не знаю, но вряд ли Джоан в тот раз из-за этого вернулась; не хочу верить, что Отис мог променять нас на другую женщину.
Мама легонько прикусила губу и снова сделала свое «свадебное» лицо.
— Сегодня для Джоан и Отиса начинается новая замечательная жизнь, так что забудем о прошлом.
Вспоминать не буду, но и забыть не могу.
Дэн соскочил с подоконника, крутанулся, шурша рубахой — ш-ш-шх, — демонстрируя застегнутые пуговицы.
— Молодчина, Дэн! — похвалила мама.
Ну надо же, пуговицы сам застегнул. Подумаешь, мудреная наука.
— А вот был бы у нас телевизор, — начал Дэниэл, — мы бы включили его в розетку, нажали бы кнопочку и…
— Потом, Дэниэл, — беззвучно сказал я.
— Потом, Дэниэл, — громко сказала мама.
Мы с Дэном, сытые, причесанные, наглаженные и даже успевшие подраться, стояли около кухонного окна в лучах солнечного света, когда зашел папа. Красивый такой, и от него липой пахло. И рубашка на нем была вовсе не розового цвета.
Он положил руки нам на плечи.