В дверях ресторана ее встретил улыбкой охранник Валера, коренастый качок из бывших десантников, о чем говорил уголок тельняшки, выглядывающий из ворота его куртки. Их взаимная симпатия объяснялась во многом тем, что Михаил, старший сын Каролины, бугай под метр восемьдесят три ростом, служил срочную в ВДВ, о чем мечтал с пятнадцатилетнего возраста. Валера говорил, что Мишке повезло, он успел попасть в элитные войска до того, как их перевели на контрактную основу. Каролина первый год все спрашивала Валеру, как там обстоит с дедовщиной. Охранник смеялся и успокаивал ее, мол, «в ВДВ дедовщины не бывает, не по штатному расписанию дедовщина в десантуре». Во второй год службы Михаил вошел сержантом, и Валера с улыбкой превосходства объяснил ей, что сержант в хорошей части даже выше, чем прапорщик...
–?Вы сегодня раненько, Каролина Андреевна.
–?Образовалось окошко, Валера.
–?Когда сын возвращается?
–?Послезавтра, если ничего не случится.
–?А что может случиться?
Действительно, что может случиться?
«Да все что угодно», – подумала Каролина.
–?В армии как часы: приказ подписан, и все. – Валера с явным сожалением вздохнул.
Гражданская жизнь была не по нему, и если бы не семья – он женился в первый же год по возвращении из армии, – то скорее всего стал бы контрактником.
Треп был пустым, необязательным, но Валера излучал доброжелательность, от него веяло теплой, здоровой силой и надежностью, и еще Каролина женским безошибочным чутьем ощущала, что она, сорокалетняя баба, ему, двадцатипятилетнему мужику, симпатична. А это всегда приятно, хотя и бессмысленно.
–?Хозяйка явилась? – спросила Каролина, завершая разговор.
–?Пришла, – отредактировал ее амикошонское словцо «явилась» охранник. – С мужиком, – заговорщицки подмигнул он.
Арина, красивая молодая разведенка, веселая, добрая и умелая хозяйка ресторана, в личной жизни была до удивления несчастлива. «Видно, в понедельник меня мама родила», – говаривала она. Несложившаяся женская судьба. Правда, за Арину все в ресторане переживали, радовались ее романам, огорчались, когда они заканчивались раньше, чем, по мнению общественности, следовало бы. В смысле, не следовало предложение руки и сердца. А Лину любили, но считали счастливой, самодостаточной женщиной, у которой все есть. Что – все? Куча детей, сорок необратимых годов, крохотная квартирка, где одна комната наполовину занята двухэтажной кроватью, а на вторую половину – стареньким пианино, и другая комнатенка, где она спала с Диной. Именно это обстоятельство до известной степени способствовало высоте ее «облико морале», говаривала она Арине со смехом – пойди разберись, правда это или только привычная шутка. И даже эта крохотная комната вдобавок была перегорожена книжным шкафом, словно сертификатом интеллектуальности, из-за присутствия которого не пригласишь гостей и не повернешься. И никаких перспектив на получение квартиры. Где она, бесплатная жилплощадь по количеству прописанных членов семьи, что была обещана при Софье Власьевне почти каждому москвичу и надо было только ждать? Сгинула вместе с Горби? О Софье Власьевне Лина не жалела – она почти и не успела пожить при ней и знала только, что в стипендию можно было уложиться, если, конечно, решительно перейти на кефир и макароны. Теоретически. Практически же ей помогала мать, работавшая до последнего часа своей жизни. И была еще пенсия за отца, кадрового офицера, погибшего в Афганистане. Хоть маленькая, но она регулярно поступала на сберегательную книжку при жизни матери...