Да, рожала Каролина бездумно, но не колеблясь, хотя иногда и называла себя крольчихой. Мать не отговаривала. Единственное, что она категорически не разрешала, – прописывать очередного папашу в их двухкомнатной квартире. И оказалась права. Каролина иногда представляла себе, что было бы, если бы она не послушалась матери и прописала вначале одного, а потом и второго, промелькнувшего метеором мужа в их квартире? Слава богу, хоть квадратные метры сохранила для детей, хотя что для них, четверых, жалких тридцать два квадратных метра жилой, к счастью, довоенной, то есть с высоким потолком, площади? Ей лично уже ничего не светит – многодетность, как основа для требования улучшения жилищных условий, отпала, да и дети выросли, ну а купить за безумные деньги что-нибудь даже на окраине, там, где метры числом поболе, ценою подешевле, она и не мечтала. И вообще, что она будет делать, когда иссякнут силы и уже не будет возможности играть весь вечер перед пьющим и жующим залом, приплясывая, перекидываясь шутками с клиентами и кося глазом на медленно наполняющийся зелененькими бумажками футляр скрипки? Лучшая подруга, Арина, платила ей номинальную зарплату, да и ту называла зряплатой, и ее семейный бюджет во многом зависел от чаевых. Правда, последнее время дети вдруг стали сами прирабатывать. Дина как-то снисходительно объяснила ей, что студент может, если не дурак, зарабатывать в Москве чуть ли не полтысячи в месяц – зеленых, естественно, и потому не торопится заканчивать вуз. Да, за каких-то пятнадцать лет все изменилось...
Каролина вошла в малый зал.
Можно было пройти кружным путем, через служебный коридор и через подсобку за кухню, туда, где располагалась ее гримерная, как громко именовалась каморка с зеркалом и шкафчиком. А можно было пройти через большой зал и прямо проследовать к себе.
Она так и сделала.
В большом зале, за столиком на двоих, рядом с крохотным подиумом сидела Арина в изящном французском дневном костюмчике и при полном макияже, а рядом причина этого не совсем уместного днем «намаза» – мужчина в замшевой куртке изумительного, светло-серого цвета. Он оглянулся, и Каролина с ужасом поняла, что пропала.
Высокий, седой, с моложавым лицом, светлоглазый, – да, Господи, при чем здесь отдельные черты? Это было как удар молнии. Мгновенно она все про себя поняла и, заглянув на века вперед, узнала, что жизнь ее безнадежна, что она нелепая, привязанная к земле курица, и вообще старая дура, коль позволяет себе такую роскошь, как влюбляться с первого взгляда...
–?Познакомьтесь, это моя скрипачка, Каролина Сенчковская, – донесся до нее, как через вату, голос Ариши.