— В самом деле. — Дугал снял крышку с первого блюда.
Там было жаркое, наполовину обугленное, точно головешка, с другого боку полусырое. Жаркое украшала пожухлая веточка петрушки. Как будто Мэри пыталась скрыть огрехи, прежде чем блюдо покинет пределы ее кухни.
За столом воцарилось молчание.
Положив крышку сбоку от блюда, Дугал решил проверить, что еще им принесли. В глубокой миске обнаружилось нечто зеленоватое, плавающее в маслянистой жидкости. В центре огромного блюда с отбитым краем покоился толстый ломоть свинины. Еще на столе стояла несъедобного вида репа, залитая водой, а также корзинка непропеченного хлеба.
Репа — это удачная находка, подумала София. Никто не любит репу.
Дугал взял кривой разделочный нож.
— Ну, моя дорогая? Какое мясо вы предпочтете? Горелое или сырое?
София вздохнула:
— Кухня в таком плачевном состоянии, что хорошей еды не приготовить. Не представляю, как Мэри удается стряпать хоть что-то.
Она взяла стоящую рядом с ней миску и протянула Дугалу:
— Может, репы?
— Конечно, я съем несколько штучек. — Он взял миску из рук Софии. — Как и вы.
— О, не думаю, что…
Щедрая порция репы шлепнулась ей на тарелку. Она пыталась возразить, но Дугал положил репы и себе — целую гору. Потом зловещим тоном заметил:
— Люблю репу!
София поежилась.
Невероятно! Ему удалось вложить в такое короткое и простое предложение некий скрытый смысл, и оно прозвучало как непристойность!
Дугал Маклейн — мастер словесности.
— Печально слышать — это я про кухню. Придется ею заняться. Полагаю, утром вы покажете мне дом?
Ее сердце екнуло.
— Конечно. Мы можем заняться осмотром дома сразу после завтрака.
Да, покажет она ему! Дождаться бы утра. Дугал снова взял в руки нож и спросил, указывая на жаркое:
— Так вам горелое? Или сырое?
— Благодарю вас. Лучше горелое.
— Превосходный выбор. Как раз к репе.
Подмигнув Софии, он с таким радостным оживлением принялся раскладывать по тарелкам угощение, что девушка невольно залюбовалась им, глядя из-под ресниц.
Притворяется? Наверняка такая ужасная еда ему в новинку. Однако с каким аппетитом он ест! Можно подумать, умирает с голоду.
А вдруг дело именно в этом? Сказал же он, что проголодался с дороги. К тому же они долго не могли сесть за стол из-за Рыжего. Так, пожалуй, любую бурду съешь.
Обед шел своим чередом. Дугал расспрашивал Софию о доме, об угодьях. Она отвечала с пренебрежительным смешком. Иногда, впрочем, приводила точные цифры — чтобы сделать рассказ убедительнее. Наконец гость положил вилку.
— Вы сыты? Да вы, кажется, и кусочка не съели!
— Я наелась хлеба с маслом, когда Мэри приносила поднос для Рыжего, — солгала она. — Боюсь, перебила аппетит. Но вы тоже съели не много.