— Не хотите ли объяснить, что вы делали в Темпл-Клауд, «капитан»?
— Нет, не хочу. А вы как здесь оказались?
— Предполагается, что МИ-пять проводит антитеррористические операции до того, как преступники начинают действия на британских островах. Но недопустимо, чтобы мы узнавали о них в тот момент, когда спецподразделение воздушных сил поднимается в воздух для спасательной операции!
В гневе она стала еще сексуальнее. Передо мной как будто предстала строгая школьная учительница, а не справедливо возмущенный смежниками службист, кем она была на самом деле. В тот момент я мог думать только об одном: как бы посадить ее к себе на колени, и, вероятно не смог скрыть усмешку, поскольку ее глаза потемнели, а голос стал громче.
— Если вы мне не скажете, какого черта тут шлялись, я постараюсь окунуть вас в такое глубокое дерьмо, что вы увидите белый свет только лет через десять после отставки!
Мне нравится, когда она так ругается.
Суть в том, что я читал ее личное дело. Она неплохо справлялась и немало плохих парней упекла за решетку. Гражданская служба не слишком ей нравилась, и я мог понять ее разочарование, когда команда прибыла к месту происшествия под самый конец веселья, а никто даже не позаботился рассказать, что тут происходит. Но симпатии в реальном мире ничего не значат, и я мог только усугубить ее недовольство.
— Простите, мисс Марш, но я не уполномочен обсуждать с вами оперативные действия, пока не получу приказа от старшего офицера. Почему бы вам самой не разузнать все подробности?
— Потому что ваши дружки вряд ли мне это позволят!
— А может, лучше принять к сведению этот намек? Возможно, что запрос, посланный по соответствующему каналу…
— Ой, бога ради, Уайт — или как там вас зовут на самом деле, — почему бы вам хоть раз не проявить великодушие? Если нам неизвестно, что происходит, как же мы сумеем помочь?
— А почему вы думаете…
— Ладно, оставим это. Вам прекрасно известно, как ведется эта игра. Каждый раз, когда вы возникаете на сцене, как будто открывается огромная черная дыра, куда засасывает все мои запросы, и я уже устала от этого. Ваши громилы считают себя выше любых законов, но если мы выявим хоть намек на неподобающие действия…
— Вы развернетесь и уйдете.
— Что?
— Правила вам известны. Наши дороги не пересекаются. Вы хотите знать, не убивал ли я кого-нибудь в последнее время? Не совершал ли кражу со взломом? Конечно, не хотите. Вы закрываете на все это глаза и предпочитаете притворяться, что все белее белого. Я не хотел никого обидеть.
Она швырнула на кровать папку с медицинскими записями и уставилась мне в лицо. Она знала, что я прав, и от этого злилась еще больше. Я понизил голос до утешительного тона, хотя она вполне могла счесть его за покровительственный.