У доктора Бокхорна вид, словно тот его душит.
– Нам нужен хотя бы барак для умерших! – задыхается он. – Неужели это чрезмерное требование? На фронте убитых хотя бы зарывают в землю. Здесь их предоставляют крысам. В скором времени у нас будет чума.
Мышонок вздрагивает.
– Так похороните, если сможете!
– Дайте нам инструменты! Или мы должны рыть землю ногтями?
– Я не волшебник…
Доктор Бокхорн шатается.
– Хорошо, – говорит он, – хорошо… Тогда скажите последнее, фенрих: нам нужно свободное помещение для изолятора. Рядом с домиком врачей стоит пустая каменная казарма. Мы хотим получить эту казарму. Если вы нам ее не отдадите, мы заберем ее сами. При этом вы можете убить нас, будем только благодарны. Мы просим в последний раз. Но тогда… тогда…
– Что он сейчас сказал? – нетерпеливо перебивает комендант.
– Что ожесточение цепляющихся за жизнь людей может привести к крайностям! – перевожу я. – И что пятнадцать тысяч с ходу перебьют пятьсот ваших казаков, если вы нам…
– Вы угрожаете мне? – визжит он.
– Только информируем! – холодно говорю я.
– Вон! – кричит он и хватается за револьвер.
– А лазарет? – орет доктор Бокхорн.
– Вон!
– А лазарет? – повторяю я, вскипев.
Во второй раз казачий капитан бросается между нами.
– Прошу вас, уходите! – восклицает он. – Это бессмысленно… Я не потерплю…
– Позаботьтесь о том, чтобы как можно меньше этих гуннов увидело родину! – прикрикнул на него Мышонок.
У полкового врача начинается истерический смех. Доктор Бокхорн выглядит как сумасшедший.
– Все потеряно, – бормочет он, – все потеряно…
Я сижу рядом с Зейдлицем на нарах. Напротив нас катается долговязый сапер. Лицо и руки покрыты пятнами.
– Проклятые собаки, – бормочет он. – Проклятые собаки…
– Я роптал на свою судьбу, – медленно говорит Зейдлиц. – «Почему именно я обречен на это чертово безделье, тогда как мои товарищи изо дня в день вынуждены бороться за жизнь», – все время думал я. – Он оглядывается вокруг, делает резюмирующее движение рукой. – Теперь я с этим примирился…
«Правду ли он говорит? – думаю я. – Или эти слова только для того, чтобы поддержать меня в этом хаосе? Мне и нам всем помочь вынести бессмыслицу?»
– Мы не должны будем стыдиться, когда вернемся на родину, – продолжает он. – У нас не будет крестов на груди, нет, этого не будет… Но по нашим глазам увидят, что мы все это время не стояли в стороне… И возможно, кто-нибудь станет шептать: «Он был в Тоцком…» Поскольку если мы не на фронте, то нас нет здесь и для Германии… А если была и другая борьба – то это все же была борьба за нашу родину – как и другая…