Вечер. Виктор курит у окна, — как с высоты птичьего полета город. Множество огней… Но никакого шума, словно там выключили звук.
Сзади, на низком столике, его любимый джентльменский набор: бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом, элегантно открытая коробка конфет, два фужера блестят стеклом, аккуратно сложенные салфетки, пистолет. Это он ждет Алексея… Так ждет.
Беззвучный огромный ночной город. Там жизнь, какое-то движение, кляксы огней в окнах… И в комнате — свет, она — часть города.
Но на столе, приготовленном для другого, нет цветов.
Кухню. Старуха протирает посуду и ставит ее по полку. Она делает это недовольно, даже раздраженно.
Заходит Зоя. Она по-хозяйски одета в купальный халат.
— Вы здесь?.. Алексей у себя заперся?.. не могу его найти.
— Приказал не уходить, — то ли с неудовольствием на Алексея, то ли — на Зою, отвечает Старуха, — праздник какой-то у него… в классе строит какой-то дом… его же не поймешь.
— Тогда кофе… — говорит Зоя, — раз праздник.
Она по-хозяйски начинает готовить кофе /открывает привычно дверки шкафа, достает турку, кофе, кофемолку, сахар, зажигает плиту и т. д./… Ни она, ни Старуха не обращают больше друг на друга никакого внимания.
На пороге — Мать. Ее появление незаметно… Зоя не сразу замечает ее.
— Кофе будешь? — оборачивается к ней Зоя.
— Милочка, мы же не пили еще с вами на брудершафт.
— У Алешки сегодня какой-то праздник, может, и нас пригласит… вот и воспользуемся возможностью.
— Но пока, будьте добры…
— Кофе будете? — поворачивается Зоя к Матери с очаровательнейшей из улыбок.
— С удовольствием, — отвечает Мать, но не трогается с места, стоит в проеме двери.
Алексей перед зеркалом тщательно бреется. Мы, вместе с ним, совершаем этот процесс. Видим, как под его пальцами, ведущими бритву, розовеет и освобождается от щетины кожа. Как она становится мягкой, словно другая… Он совершает ритуал, необходимый для наступающего праздника.
И это именно ритуал, поскольку происходит незначительное такое, но превращение. Некая метаморфоза, — поскольку светлеют не только щеки, но и его лицо, и глаза.
Виктор оборачивается.
— Выспался? — спрашивает Алексей, заходя.
— Знаешь, Алешка, — меня убили…
Напряжение, от ожидания Алексея и ожидания первых слов, слетают с Виктора, он делает несколько шагов навстречу Алексею, забывая об окне.
— Я рад…
— Ты рад?! — нарочито изумляется Виктор… В его тоне ерничество и внутренний сарказм.
— Я рад, что ты остался жив…
— Я бываю рад только тогда, когда доказываю кому-то, что выше, сильнее и дальше… Сейчас я не рад, сейчас я скорблю. По себе… Из-за мелочи, из-за того, что пуля вошла вот здесь… — Виктор поворачивается к Алексею спиной и силится показать то место между лопатками, куда ему попала стрела арбалета с резиновой присоской. — И вышла вот здесь, — он поворачивается к Алексею, ищет на груди след пули, и не находит. — Или застряла внутри… Неважно… Главное, меня больше нет.