«Черчилль хочет втянуть нас в конфликт с Гитлером… Он думает, что мы наивные ребятишки, которых можно заманить на конфете в ад?»
Сталин быстро подошел к телефонному аппарату:
– Молотова ко мне, срочно…
50
Молотов протер пенсне. Только что Сталин сказал ему главное:
– Составьте ноту. Вежливую ноту. Очень вежливую ноту, на случай вторжения Гитлера в Югославию. Постарайтесь соблюсти приличия. Нота должна быть вежливой до такой степени, чтобы не унизить достоинство СССР. Пусть Наркоминдел подумает над текстом. Пусть Вышинский внимательно поработает над формулировками – он это умеет… Договора с Югославией не будет. Снимите этот вопрос с Политбюро. И еще, Вячеслав Михайлович, не сейчас, а впоследствии, когда будет удобно, обговорите с Риббентропом судьбу этого подлеца, Симовича…
51
Гитлер налил себе воды, сделал маленький глоток, на мгновение закрыл глаза, и странная улыбка тронула его лицо. Эта улыбка много раз обсуждалась в западной прессе, и Гитлер, читая выдержки из статей, специально собираемых серкретариатом, презрительно фыркал: «смех тирана», «игра в апостольскую доброту», «гримасы политического актера». Он-то знал, когда и почему рождалась эта странная, не зависевшая от его воли или желания улыбка.
В минуты высшего, как сейчас, успеха Гитлера захлестывала огромная, горячая, возвышенная любовь к тому человеку, имя которого было Гитлер, и тогда он улыбался. Он чувствовал себя со стороны совсем не таким, каким представлялся миллионам в кадрах хроники и на тысячах портретов, вывешенных повсюду. Нет, он видел себя голодным, в мятом сером пиджаке, много лет назад, когда впервые встретился с Хаусхофером.
Хаусхофер только что вернулся из Тибета, где провел годы в поисках таинственной Шамбалы, – страны «концентрата духа», страны, где живут боги арианы, увидеть которых и понять может лишь избранный. Хаусхофер сказал молодому фюреру национал-социализма, что великий человек есть не что иное, как выразитель духа, заданного извне, и лишь тот, кто отринет «прогнившую мораль буржуа» и осмелится выразить свое изначалие, не оглядываясь на предрассудки, поймет высшее и угодное высшим. «Разбей правду на малую – доступную толпе – и великую – достойную избранных, и ты победишь в этом мире. Жестокость в пути – счастье на привале».
Мистическая идея Хаусхофера сводилась к тому, что в Тибете четыре тысячи лет назад исчезла самая великая цивилизация из тех, что когда-либо были на земле. Тот, кто погиб, – погиб, а кто спасся, ушел из Тибета. Первый поток отправился на север Европы, ведомый живым богом, имя которому Тор. Второй поток осел на Кавказе. После того как Тибет опустел, там возникли два таинственных центра: Агартхи – храм неприятия этого мира, сокрытый в недрах Гималаев, и Шамбала, чьи силы могут повелевать временем и ускорять движение человечества к «окончательной полноте всех времен».