В этот день пан Бербелек не выспался. Пан Бербелек плохо спал воденбургскими ночами, но теперь, вдобавок, он спал мало: только пробил девятый час, а в спальню, отпихивая с пороге Порте и Терезу, ворвался эстлос Кристоф Ньюте, и тут же всяческая сонливость начала испаряться из тела Бербелека, а кошмары — из мыслей.
— Вайх, вайх, вайх! Иероним, чудотворец, кратистос ты мой салонный, в ножки падаю, в ножки!
— А, чтоб тебя зараза… Не открывай шторы!
— Как ты это совершил, вникать не стану, но вот что скажу — достоин ты последнего гроша, следующий же корабль у Сытына твоим назовем именем. Ну, покажи же рожу, дай-ка я тебя обниму!
— Да пошел ты! Ты бы и сам все устроил, Бруге на все согласился бы, от любви, вроде бы, так поглупел, что… Во всяком случае, в облаках витает… Тереза! Кахву!
Благородный Кристофф Ньюте, иерусалимский рытер и меховой магнат, тоже был родом не из Воденбурга (был он хердонцем во втором поколении, родившимся в Нойе Реэзе Германа, сына Густава), что иногда объясняло его многословие. Тем не менее, здесь он жил дольше Бербелека, и для последнего одной из величайших загадок было, как Кристоф смог остаться таким же холериком, рубахой-парнем, в то время, когда самые настоящие демиурги оптимизма и бесцеремонности после нескольких месяцев жизни под морфой Григория впадали в «воденбургскую депрессию». Только Ньюте вообще был отрицанием банальности: шесть с половиной пуса роста, два литоса живого веса, архитектурные плечища, волосы — словно язык пламени: рыжая борода, огненная грива, и еще этот голос пещерного жителя, рык пьяного медведя, рюмки звенели, даже когда он говорил шепотом.
— Я сразу же сделал новые заказы и срочно выслал факторам более высокое предложение скупки; мы вытесним Крейцека не только из Неургии, но и из балтийских княжеств, я уже вижу это, — продолжал господин Ньюте. — Год, два, не могут же они вечно цепляться за цыганские кредиты, а уже когда мы выйдем на север…
— У Мушахина поддержка королевской казны, — перебил его Иероним, похлебывая горячую коричную кахву.
— Ха! А разве не для того я принял тебя в компанию? У тебя есть приятели при восточных дворах, твоя первая была же родом из Москвы, правда?
— Кристофф…
— Ой, прости великодушно, что я вспомнил, наш ты пан Мученик! Господи Кристе, как же ты умеешь наслаждаться трауром! Помнишь, как мне пришлось вытаскивать тебя из псарни Лёке? Я уже думал, что…