Я встаю, решительно откинув одеяло, и шлепаю в ванную. Там я включаю воду, попеременно то горячую, то холодную, меня бросает из объятий влажного липкого пара под струи изуверски-ледяного душа, и я постепенно прихожу в себя. Я стою под душем и яростно тру тело мочалкой, словно хочу содрать с себя кожу и под ней обнаружить другую – более грубую, прокопченную, даже не кожу, а шкурку.
Мне двадцать семь лет. Гени – нет. И я должна наконец взять свою жизнь в свои руки. Я должна сама отвечать за все: за собственное настроение, работу, интересы, романы, а теперь – еще и за собственную безопасность.
Я должна быть сильной, ловкой, смелой и хладнокровной. Сейчас я страшно жалею, что не записалась в свое время на какие-нибудь курсы восточных единоборств или, на худой конец, рукопашного боя. Сейчас мне бы это очень пригодилось. И еще – стрельба в тире…
Я очень многое упустила, даже не сумела вовремя поставить точку в своем романе с начальником, ненужном и обременительном. Но теперь все будет по-другому. И никто больше не сможет, не посмеет распоряжаться моей жизнью, временем и нервами без моего на то высочайшего соизволения! Я просто этого не допущу.
Мне кажется, что во мне просыпается Геня – молодая, отчаянная. Я всегда хотела походить на нее. Не на свою мать, осевшую во Владимире с алкашом-осветителем, или на отца, безвольного человека, которым каждый вертел как хотел, а именно на Геню, чье «да», равно как и «нет», всегда звучало предельно веско и бесповоротно.
Мне становится весело, и я громко пою какие-то старые песни. После часового пребывания в ванне я вылезаю из нее, накинув роскошный белый, как снег в Арктике, халат и определенно чувствую себя другим человеком.
Если надо начать жизнь снова, то сегодняшний вечер – самый подходящий для этого момент. Мне хочется курить, пить кофе и мартини…
Я решилась вызвать Валентину. Вместо нее трубку снял мужчина с глубоким звучным голосом:
– Алло?
– Алло!
– Вы говорите по-французски?
– Да.
– Пожалуйста, кофе, сигареты и коньяк в мою комнату, – в последний момент я заменяю мартини на коньяк.
– Что именно? Какие сигареты? Какой коньяк? Кофе с молоком или без?
– Ну… – на ум мне ничего не идет, кроме Пашиного «ЛМ», именуемого в просторечии «любовью мента», и вечных Светкиных «Море» с ментолом. В пухлых Светкиных пальчиках тонкая сигарета выглядит как заиндевелая спичка. Господи, какие сигареты курила недавно героиня-содержанка в одном фильме? Такие, коричневые… «Давидофф», «Данхилл»?
– «Давидофф-лайт». И «Камю». Коньяк «Камю».
– Я понял.
– И кофе по-венски. Со сливками.