Когда раздольная поэзия студенческой поры, благочестивая "Молитва" и высокая мудрость "Гения" соединилась с другими стихотворениями в языковском сборнике 1833 года, красноречивая пестрота их, запечатлевшая движение духа поэта, всем бросилась в глаза. Иван Киреевский отозвался об этой книге стихов: "Я читаю ее всякое утро, и это чтение настраивает меня на целый день, как другого молитва или рюмка водки. И не мудрено: в стихах твоих и то и другое: какой-то святой кабак, и церковь с трапезой, во имя Аполлона и Вакха". Языковская поэзия тех лет, собранная воедино, кажется читателю соединением несоединимого. Однако сам поэт во второй половине 20-х годов тем и занимается, что разъединяет несовместные явления и интонации, причем делает это и в поэзии и в жизни.
В 1829 году Языков подводит итог поэзии дерптского студентства, указывая на ее исчерпанность:
Уже нам вреден чуждый град,
И задушает вдохновенье…
….
Бегу надолго в край родной,
Спасаю божьи дарованья.
Поэт навсегда оставляет Дерпт, город, который он, по выражению Вяземского, завоевал рифмоносною рукою. В стенах этого города Языков вспомнил о Москве, которая "поэзии мила", и послал поэтический привет древней столице. Москву он воспел, став ее жителем, и другим указал на поэтическое достоинство этой темы:
Поэты наши! Для стихов
В Москве ищите русских слов,
Своенародных вдохновений!
Вглядываясь в Москву, Языков увидел всю Россию и обратился
Отныне вся моя судьбина
Тебе! Люби же и ласкай
И береги меня, как сына,
А как раба не угнетай!
В Москве поэзия Языкова обретает новую, более ровную и спокойную силу. Здесь поэт попал в "благословенный круг" друзей, поселившись в гостеприимном доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот, в этой "республике, привольной науке, сердцу и уму". В литературном салоне хозяйки дома Авдотьи Петровны Елагиной Языков нашел столь нужное ему духовное общение и понимание, сочетавшееся с теплом простых и искренных чувств. "Крылья поэта встрепенулись, и этим годам московской жизни принадлежат едва ли не лучшие его стихи", — вспоминал современник. Здесь у Языкова часто бывал Пушкин, сюда являлись Чаадаев, В. Ф. Одоевский, Баратынский, молодая поэтесса Каролина Яниш (впоследствии Павлова) и другие московские литераторы. Поэт сблизился с кругом "Московского вестника", став вместе с А. С. Хомяковым главной опорой редактора журнала М. П. Погодина.
Перемены в жизненной и литературной судьбе Николая Языкова совпали с общим подъемом отечественной словесности. Поэт с интересом наблюдал за этим движением и в 1832 году писал: "Мне кажется, что наши журналы понапрасну жалуются на современную нашу лит‹ературу›, в нынешнее время более, нежели когда-нибудь, является истинных, талантов на ее поприще. Мне приходит даже мысль, что в наше время суждено процвесть русскому Парнасу, так же как испанский процветал при Филиппе II!" Своей поэзией 30-х годов Языков деятельно участвует в этом новом процветании русского Парнаса.