— Как по-вашему, с какой целью сей португальский Лазарь, столь некстати восставший из мертвых, таскался за нами по пятам? — продолжал я.
Мой собеседник только молча пожал плечами.
Тщательно промыв шило, я стал выковыривать кусочки засохшего клея, приставшие к поверхности древнего фетиша.
— Гелиос позвонит мне, как только выяснит, в чем тут дело, — с некоторым запозданием обронил Гиацинт.
— Это с ним вы сейчас говорили? — спросил я, вспомнив, что застал его за телефонным разговором. — Он сообщил что-нибудь новенькое о моем отце?
— Да, его вот-вот отпустят.
Услышав это, я и думать забыл о том кусочке присохшего клея, с которым только что вступил в поединок, вооружившись шпателем. Моя реакция, похоже, позабавила Гиацинта.
— Разве я не дал вам слово, что мы сделаем все для его освобождения?
Всю свою признательность я вложил в улыбку: не хватало слов, чтобы выразить, какое облегчение мне доставило это известие, и я, ища, что сказать, машинально продолжал очищать анк.
— Не знаю, как мне вас… Не может быть! — Лупа, что была у меня на глазу, со стуком упала, Гиацинт даже вздрогнул от неожиданности. — Это же… Это титан!
— Как и Александров меч?
Я схватил полотенце, потер металл, и показалось клеймо. Увидев его, мой компаньон выругался по-итальянски. Рука, сжимающая молот. Клеймо Гефеста…
— Теперь мы знаем, за каким чертом Гелиос послал нас к черту в пекло, — процедил я. — А вам он ничего не сказал?
Гиацинт медленно покачал головой. Он был сражен.
Вечером мы собрались за тем же столом — Ганс, Гиацинт и я. Настроение было так себе: ни Богу свечка, ни черту кочерга. Сидели, тупо пялясь на титановый анк. Он лежал посреди стола, очищенный от позолоты. На обеих плоских его сторонах, так сказать, спереди и сзади, теперь стали видны египетские буквы и рисунки, для меня абсолютно непонятные. Нанесены посредством инкрустации — уж не знаю, каким чудом этого можно было достигнуть: в металл вделаны кусочки стекла, полученного спеканием.
— Ну, и чего вы ждете? — не выдержал Ганс, с вызовом глядя по очереди то на меня, то на Гиацинта. — Думаете, он заговорит?
Я взял анк, повертел его, разглядывая со всех сторон при свете лампы.
— Надо бы его сфотографировать и послать надписи Этти, пусть расшифрует.
— В конторе есть сканер, — сообщил Гиацинт. — А вы и вправду ничего не сможете из него вытянуть?
Он протянул мне лупу, пришлось ее взять. Итак, с одной стороны анк был покрыт египетскими письменами, которые для меня темны, другую же, по-видимому, занимала весьма тонкой работы фреска или фриз. Анубис и фараон, обращенные лицом друг к другу. Бог с шакальей головой держит в руках анк и посох. Над головами их обоих изображены весы. На одной чаше покоится перо, на другой сердце умершего. На переднем же плане просматривается третий персонаж, судя по всему, жрец, поскольку он, коленопреклоненный, благоговейно простирает руку, будто стремясь коснуться ею руки Анубиса, потрясающего анком. Однако создается впечатление, что фигура жреца не является частью фрески или фриза.