— …Вот только, — продолжила она, — я должна вам сказать, что по его вине я больна ужасной болезнью, от которой он и умер.
— Я знаю, — прошептал Берюрон.
Взгляд его собеседницы погрузился в его глаза.
— И тем не менее вы готовы выполнить возложенную на вас миссию?
— Я готов! — не дрогнув, сказал Берюрон, моля Бога о том, чтобы «интендантская служба» не подвела.
— Долг обязывает меня рассказать вам, как умирал Пинюшет. У него больше не осталось того, что вы знаете, эта вещь убывала по кусочкам, как яблоко, которое вы грызёте…
Берюрон покрылся испариной. Картина наводила ужас.
— Разумеется, — добавила она, — зубы у него выпали первыми. Волосы оставались в руке, его трясло, он…
— Довольно, довольно, кумушка, — пробормотал Берюрон. — Я уже всё слышал о неаполитанской болезни. — Он улыбнулся своим мыслям. — Но для меня это не имеет значения. И если я вас устраиваю, чтобы разогреть ваши чувства, что ж, клянусь святым Элоем, покровителем ювелиров, я ваш!
И он им стал.
По возвращении в лавку Берюрона вдруг охватило волнение. Не то чтобы он усомнился в результатах содеянного, наоборот, он укрепил свои надежды, а просто госпожа Пинюшет показала себя слишком усердной в деле, после чего он передвигался на полусогнутых.
«Чёрт меня возьми, если после такого выступления я смогу облагодетельствовать Аделину», — думал он.
Но когда он пришёл домой и увидел свою супругу разодетой как королева, и (уже) с ароматами по всему телу и с красиво уложенными волосами, его страхи улетучились.
Никогда ещё Аделина не была такой соблазнительной. Ах, эта свинья, Франциск Первый, ему не придётся скучать. Не без гордости он подумал, что его жена была достойна королевского ложа. Он сообщил ей о своём желании, но Аделина, обычно такая податливая, вдруг воспротивилась.
— Мой друг, — сказала она, — смотрите, как я прибралась, вы же помнёте мой наряд.
Берюрон ответил едко, что его это не е…
— Я пока ещё муж! — заявил он. — И я имею право овладеть своей женой, когда мне заблагорассудится, не так ли?
Хотя Аделина и готова была отдаться королю, она это делала не по своей воле, и в душе у неё было чувство вины. Момент был не самый удобный, чтобы досаждать своему законному мужу, который стал жертвой столь ужасного происшествия.
Чувство долга должно быть превыше всего остального в сердце честной супруги, тем более что она вот-вот ляжет в постель с другим мужчиной. И она отдалась.
В этот день Берюрон был в ударе.
Быть может, из-за нервов?
Он отдал прекрасной Аделине не меньше, чем вдове Пинюшет. Его рвение можно было сравнить с рвением греческого бегуна, который нёс факел славы от священного места к (не менее священной) урне!