Подойдя снова к компьютеру, Джексон вывел из него и распечатал все данные, относящиеся к Коди Мору, но читать здесь не стал. Зажав в руке распечатку и фотографии, он отправился в свой кабинет, придал креслу у письменного стола удобное положение, уселся, откинулся назад, а ноги водрузил на столешницу. Вытянувшись таким образом во всю свою длину — а она составляла шесть футов два дюйма, — Джек принялся изучать добытые материалы, машинально массируя левое колено.
Все было именно так, как он и предполагал. Родители Коди в разводе. Он, младшая сестренка и брат-малыш живут с матерью. Об отце не сообщалось ни слова, а мать звали Хеллен, возможно, это было всего лишь ошибочное написание известного, но мало распространенного в наши дни имени[1]. Номер домашнего телефона отсутствовал, адрес же свидетельствовал о том, что они живут в районе сборных домов — Фэрхейвене. Джек очень хорошо знал его.
Один из старейших жилых районов в округе, Фэрхейвен, естественно, был лишен современных удобств, которыми изобилуют более молодые и ухоженные городские территории, возникшие вдоль современного шоссе между Далласом и Форт-Уэйном с одной стороны и «сельской глубинкой» — с другой. В Фэрхейвене не было плавательных бассейнов, банкетных залов, казино с игральными автоматами, огромных почтовых ящиков на улицах, газетных киосков, даже автомобильных стоянок, причем не только асфальтированных, но и простых участков земли, отгороженных от проезжей части канатами на тумбах и канавами. И тем не менее Джеку почему-то всегда были по душе эти беспорядочные скопища старых сборных домов. Расположенные обычно под сенью высоких стройных деревьев, они казались ему куда более уютными, чем похожие друг на друга как две капли воды, тщательно распланированные кварталы кирпичных жилых строений, окруженных заборами и газонами величиной с почтовую марку, зажатых со всех сторон террасами, навесами для автомобилей, гаражами, сараями и оборудованных спутниковыми тарелками; они неизменно напоминали ему игрушечные домики.
В Фэрхейвене ребенок мог играть обломком весла в грязной луже посреди скрытой от посторонних глаз тенистой рощицы, принадлежащей всем вообще и никому в частности, воображая себя то великим мореплавателем, то адмиралом и тут же воплощая эти мечты в свои забавы. В то же время район производил впечатление обители разбитых надежд. Сколько его жителей одной рукой отталкивали от себя жизненные невзгоды, а другой цеплялись, как утопающий за соломинку, за последний шанс выжить! Случалось, что жильцы сменялись здесь чуть не каждую неделю, и почтовые отправления часто не находили своего адресата.