Леночка молчит, не понукает, не уговаривает. Кто первый слово скажет? Юлька вдруг разревелась.
— А ты чего?
— Не хочу, чтоб бабушка уезжала.
Леночка возвращается на свое место, садится рядом с дочерью.
— Глупенькая, бабушка с нами остается.
— Валентина твоя мама, а я хочу бабушку. Бабу-улю…
Валентина голову низко опустила, капает слезами в тарелку.
Леночка обводит свою семью взглядом:
— Да что вы так, навек расстаемся, что ли? Валентина, чего молчишь?
Валентина только трясет головой, не поднимая глаз.
— Мы будем их навещать, а бабулю к нам в гости привозить будем, когда только захочет, это совсем недалеко… бабуля, правда ведь? Бабуля?
Но баба Неля тоже молчит. Что тут скажешь?
Леночка смотрит на нее, смотрит и вдруг падает лицом на плечо дочери, глухо взрыдывает:
— Нам ведь жить надо! Дышать нечем! Ну, пусть остаются, пусть! Пусть все идет к чертовой матери… Для вас же стараюсь… Что я, изверг какой?
Теперь плачут все три.
Баба Неля не плачет. То ли пожалеть их всех надо, то ли посмеяться над ними, но баба Неля уже видит их как в перевернутый бинокль, все они, кроме Цили, уже отодвинулись от нее вдаль, их уже плохо видно и едва слышно. А Циля, наоборот, придвинулась, совсем рядом, как сквозь увеличительное стекло, смотрит на бабу Нелю вопросительно, что-то, видно, до нее постепенно доходит. Скрипит еле слышно:
— Ча-аю?..
Думала, не заснуть, но баба Неля совсем не ворочается перед сном, засыпает на удивление быстро и спит крепко. Просыпается в предрассветных сумерках от громкого Цилиного шепота:
— Только жить, только жить…
Ноги болят немного меньше. И в груди, кажется, отпустило. Баба Неля, еще окутанная теплым сном, лежит, не вспоминая. Кухня в полумраке, пробиваемом первыми сине-зелеными отблесками рассвета, кажется просторной и уютной. По ней ходят бесшумные тени, легкие запахи вчерашней пищи, ненавязчивые и даже приятные. За год с лишним хорошо обжили этот чужой дом. Эта мысль тоже чем-то приятна бабе Неле, в конце концов не так уж плохо и прожили этот тяжелый год, боялись, будет хуже. А теперь вот на другую квартиру…
И вспомнила.
— Только жить, только жить, господиисусе, только жить…
Циля-Циля, не поможет тебе Иисусе. А не случайно древняя твоя гимназическая привычка вдруг выскочила, видно, все-таки тряхнуло тебя.
Что ж, Нелечка, за дело. Не откладывай, час не такой и ранний, а на это время понадобится.
Баба Неля выбирается из постели, нащупывает в стакане на столе челюсть, надевает. Не забыть Циле тоже. Шарит под матрасом, вытаскивает пластиковый мешочек с деньгами, сэкономленными от покупок. Давно не пересчитывала, интересно, сколько там? Кладет на стол, сами пересчитают. Снимает застиранную ночную рубашку, вынимает из-под подушки свежую, ненадеванную, еще оттуда. Приглаживает волосы — стрижка короткая, укладывается послушно. Умыться, зубы почистить? Времени мало, сойдет и так.