– Слишком сильный комплимент для крепостной, Ваше сиятельство, – смутилась Анна, пряча розу за спину.
– Для меня вы не крепостная, Анна. Вы – самая благородная, самая чистая девушка в мире!
– Так этот цветок от вас? – растерялась Анна.
– А вы думали – от Владимира? Что же, извините, что сюда пришел я, а не он. Не собираюсь долго докучать вам. Я отправляюсь в поместье Долгоруких. Прощайте.
– Простите меня, Михаил! Сама не знаю, что говорю. И уж тем более, не знаю, что и думать.
– Вы правы, все ужасно запуталось, но вы ни в чем не виноваты. Причина в более чем странном поведении барона. Этот безумец осмелился полюбить вас, но не нашел в себе хоть капли мужества, чтобы признаться вам. Он любит вас, Анна!
– Миша, я не желаю говорить о нем!
– Аня! – воскликнул Репнин, бросаясь к ней. – Не подавайте ему никаких надежд, иначе вы рискуете навсегда остаться во власти его горячей и переменчивой натуры.
– Мы больше не увидимся? – тихо спросила Анна.
– Я постараюсь помочь вам. Нельзя позволить ему мучить вас. Я поговорю с дядей, и вместе мы что-нибудь придумаем. Вы получите вольную, станете актрисой.
– Но я никогда не стану вашей женой?
– Анна! Я боюсь даже мечтать об этом!
– Но хотите это?
– Так же сильно, как благоухает сейчас эта роза, – Репнин попытался поцеловать Анну, но она остановила его.
– Не надо, Миша… Не сейчас.
– Я понимаю, – кивнул он. – Я уезжаю к Долгоруким, но мыслями и сердцем я буду рядом с вами. Прощайте!
Дверь за Репниным закрылась, и Анна без сил опустилась на стул возле трюмо.
Она и в самом деле запуталась. Ей почти удалось убедить себя, что Репнин презирает ее, и с легкостью променял любовь крепостной на вольную любовь цыганки. Но вот уже в который раз Михаил доказывает ей свою преданность – он простил ее невольный обман, простил ее необоснованные обиды. Он, кажется, готов простить ей даже ее симпатию к Корфу. Репнин просто проявил чудеса благородства, спасая ее от управляющего и вынося из огня. Он не скрывает своих чувств, которые лишь окрепли в испытаниях. Он искренен в желании помочь ей. А что же она?
Теперь уже Анна чувствовала себя недостойной такой любви. Тем более, что позволила поселиться в своем сердце новому чувству к другому мужчине. Более закрытому и мрачному, неверному и непредсказуемому. Чувству к тому человеку, кто сводит ее с ума своей невысказанной страстью и мучает – и ее, и себя, будучи не в силах справиться с этим влечением.
Анна не знала, как себя дальше вести. Наверное, она могла бы обратиться за помощью к тому же Оболенскому, и великодушный князь, уже однажды бросившийся ей на помощь, наверняка сделал бы это еще раз. Но в глубине души Анна и не хотела ничьей помощи, с каким-то непонятным ей самой упорством жаждала она испить по капле чашу мучений до дна. Отчего-то мука казалась ей сладкой.