Он включил в салоне кондишн. На часах четверть восьмого вечера. Под колесами мягкий, как пластилин, асфальт, не успевший остыть после знойного июльского дня. А на проводе – вот уж не ждал – женщина, в изящных ручках которой мужчины, как правило, становятся мягкими и податливыми, как гончарная глина, как разогретый до нужной температуры воск.
– Алло… Влад? – Наверное, именно так звучал бы голос Моники Белуччи, научись она разговаривать по-русски. – Ну наконец-то! Ты сейчас где, дорогой? Ты в Москве?
– М-м… да, неподалеку. Здравствуй, Лариса. Рад тебя слышать. А ты…
– Влад, нам нужно срррочно встретиться! – перебила его собеседница. – Я тебя весь день вызваниваю! Что у тебя со связью?! Ни один твой телефон не отзывается!
– Гм. Я был тут немного занят… в некотором роде.
– Короче, ты сможешь мне уделить пару часов своего драгоценного времени?! У меня к тебе очень… ну очень важное дело!
Мокрушин на секунду задумался. Около полугода назад он на пару с этой крученой красоткой участвовал в одной совместной акции. У руководства тогда возникла идея устроить развод померанчевым лохам[2] (столкнув кое-кого из этой публики лбами). Что-то тогда получилось, а что-то – не совсем. Рейндж был задействован в спецслужбистском прикрытии. Лично у него о той истории сохранились приятные впечатления. И не в последнюю очередь из-за того, что ему удалось не только выйти сухим из воды, но и дважды затащить в постель – о чем он умолчал в служебном рапорте – эту суперстерву, эту редкостную суку в обманчиво-приветливом женском обличии.
– Где и когда, Лариса?
– Приезжай туда, где мы с тобой виделись в последний раз. Там тебя встретит мой человечек, ты его знаешь. И не теряй времени на глупости вроде покупки цветов и шампанского… Мне нужен только ты, бриллиантовый мой, и более ничего!
Рейндж все же сделал крюк и заехал на городскую квартиру. Действительно, на автоответчике городского телефона обнаружился звуковой мессидж от Ларисы. В темпе принял душ, переоделся, отщипнул от заначенного дома немного наличности. После чего, не столько окрыленный перспективой свидания с пресимпатичной – что есть, то есть – дамой, сколько заинтригованный самим фактом внезапного ее появления в Москве, спустился вниз и забрался в оставленный у подъезда джип.
В десятом часу вечера, когда уже смеркалось и стало прохладно, Мокрушин свернул с Новорижского к Никольской слободе и уже вскоре припарковал «Ниссан» на стоянке возле французской ресторации. Именно здесь, в этом славном местечке, каких-то пару месяцев назад, в первомайские праздники, он виделся в последний раз с Ларисой Венглинской. Она прилетала тогда в Москву на два или три дня из Великобритании, где осела уже довольно давно, обзаведясь через какие-то свои связи вторым – британским – гражданством. А связи у нее, как уже успел ранее убедиться Рейндж, были весьма и весьма обширными – среди «толстых кошельков», проживающих как в стране туманов и вечнозеленых стриженых газонов, так и в той специфической среде, выходцем из которой является сам Мокрушин.