— Она мертва, — сказал Сержант, вытирая с лица капли дождя. — Тварь мертва.
— У нас сейчас есть более серьезная проблема, Сержант, — сказала Энн.
— Я считаю, что сейчас с нами все в порядке. Так что успокойтесь, и опустите оружие.
— Он порезался об зубы твари, — сказала Энн. — Уэнди права. Он может обратиться.
— Я не сделаю ничего, пока это не случится, — сказала женщина-коп.
— Каков период инкубации?
— Зависит от возраста и массы тела… Три минуты максимум.
— У кого есть часы?
Этан плюнул на циферблат своих часов и потер большим пальцем.
— Время пошло, — сказал он.
— Я просто хочу защитить нас! — в панике закричала Уэнди.
— Ты все делаешь правильно, — сказала ей Энн. — Ты молодец, Уэнди.
— Я не хочу это делать, — сказала она, обливаясь слезами.
— Мы знаем. И Малец это тоже знает.
Они ждали. Этан вел отсчет. Выжившие затаили дыхание, а Малец слушал, как его жизнь подходит к концу десятисекундными шагами. Он представлял себе геройский конец, а сейчас его просто усыпляли, как грязное животное. После всего, что он сделал, он умрет от пули друга. Он хотел вспомнить что-то важное, ухватиться за какое-нибудь приятное воспоминание или мысль, которую бы забрал с собой на тот свет, но его голова была пуста. Он хотел помолиться, но он помнил лишь молитву, которую повторял всегда перед сном, будучи ребенком.
Я быстрей хочу уснуть, — зашептал он. — Хранит душу Господь пусть.
Выжившие медленно отступили, образовав круг, покашливая и теребя оружие.
— Если я во сне умру, Отдаю ее Ему.
Он зажмурился, когда Этан закончил отсчет последних в его короткой жизни секунд.
— Ноль, — заметно нервничая, произнес Этан.
Но это все еще я, — сказал Малец.
Он смеялся, пока смех не перешел в истеричный плач. Уэнди упала на колени и обняла его. Сержант убежал в «Брэдли» за аптечкой.
— Извини меня, — сказала она, роняя слезы. — Мне очень, очень жаль.
— Я хочу маму, — ответил он.
* * *
Тодд Полсен неподвижно сидел на полу в свете светодиодного фонаря в одной из палат. Энн отвинтила крышку пластиковой бутыли и налила воды в ведро. Тодд устало снял бронежилет, разорванный зубами твари. Он был тощим, и обычно не любил снимать рубашку перед другими людьми, но сейчас ему было все равно. Он стянул с себя футболку и почесал прыщик между торчащими лопатками. Он чувствовал себя опустошенным. Выжатым как лимон. Если бы он так не боялся, что больше не проснется, он бы уже спал. Он и не думал, что смерть так напугает его. Она всегда была для него чем-то абстрактным, иногда даже чем-то романтичным. До сего дня он мог позволить себе подобное безрассудство, потому что считал себя бессмертным. Теперь и его волосы и кожа пропитаны смертью. Она прячется в пустотах между ударами его сердца. Нежизнь. Небытие. И весь мир с его радостями и страхами будет жить без него и дальше, как будто его и не было. Как там говорит проповедник? Земля пребывает вовеки. Другими словами, земле до фени.