О, сколько людей всю жизнь прячется по своим бетонным коробочкам! Сколько их пялится в экраны, щелкает по каналам и шарит по Сети только потому, что боится произнести три простых слова.
Я тебя люблю.
Что может быть проще?
Но нет. Страшно! Это самый глубокий внутренний страх, потаенный, непробиваемый, бетонный. Раскрыться? Никогда! Вдруг ударят в ответ? Вдруг оттолкнут? Обидят? Засмеют? Вдруг не руку протянут навстречу, а накинут на шею петлю? Лучше затаиться, забиться в коробочку, влезть под бетонную плиту – там какой-никакой свет, и чайник греется, и ни-ко-го.
Потому что другой страшнее войны. Как же!
Чужак. Иной. Враг.
Страшно.
Лучше заранее оскалить зубы, огрызнуться первой или вовсе не высовываться, спрятаться, уйти с головой в свой мир – потому что в своем мире ты одна и не станешь сама кусать себя за руку. Твоя коробочка всегда внутри – надежная, с железной дверью и старым диваном. А чтобы не думать, можно еще опустить все внутренние шторы, забить наглухо все окна – и тогда мир сам перестанет обращать на тебя внимание, потому что ему некуда будет заглянуть.
Динка отстранилась в каком-то полусне, ощущая чужое тепло на губах. Смородина, точно смородина. Чай он, что ли, с вареньем пил перед выходом? Она, вздохнув, прижалась к его плечу. Он тут же обнял ее.
Радость билась где-то в грудной ямке, горячая, щедрая, неудержимая. Эта заснеженная площадь была сейчас центром мира. Сюда приводили все дороги, летели птичьи стаи, поворачивали реки, грохотали поезда.
Потому что все зависело от них, от Динки с Никитой. Вся вселенная. Поэтому и деревья в лесу, и дома, и даже Ленин в снеговой шапке – все сгрудились ближе, наклонились, замерли, превратились в слух, готовые, если надо, сдвинуться с места, провалиться в черную бездну, исчезнуть… Нет, вранье! Ничто не может теперь исчезнуть! Потому что ничего плохого больше нет в мире. Только ветер, хохочущий дикий ветер, только радость, словно в сердце взорвалась звезда и дверь бетонного бункера наконец сорвало с петель.
Динка поняла – весь мир для нее, всегда, с самого начала. Это для нее росли деревья, бежали собаки, строились дома, любили друг друга папа с мамой… И ветер для нее. Он специально примчался с Ладоги, со свистом прокатываясь по ледяному озеру. Чтобы сейчас швыряться в нее снегом, чтобы она поняла, что нет в зимнем буране ни зла, ни ужаса – только радость от переизбытка сил, радость ветра, дикая радость жизни.
Динка с закрытыми глазами вдруг увидела себя на темной сцене. Танго тревожно переливалось вокруг, словно заиграл сам воздух. Высокий темный силуэт приближался к ней. А в руке у него была роза – белая, снежная роза. Теперь-то она могла разглядеть его лицо. Она на секундочку приоткрыла глаза и потерлась щекой о его куртку. Никита…