А я унёс с собой горечь неудавшегося выполнения задачи и неразрешимую проблему: как глубоко сидит во Власове пройденная им коммунистическая школа, и где же начинается его русская душа?
Это было в конце 1942 года в Охотничьем домике, вблизи города Н. в восточной Пруссии. Свидание это определило до известной степени взаимоотношения генерала Власова с Вермахтом. Впоследствии генерал Власов, установив контакт с политическими кругами Германии, начал строить свое Освободительное Движение, непосредственно опираясь на Германское Правительство.
Второй раз я виделся с ним, кажется, в апреле или мае 1943 года во время его объезда участка Северного фронта, т. е. Пскова и Риги. На этот раз, после хорошего ужина, мы поговорили до 4-х часов утра. Разговор с официального тона сорвался следующим эпизодом. Власов долго и интересно рассказывал мне о некоторых своих боевых операциях против немцев и, увлекшись, показывая на карте ход боя, воскликнул: «Вот здесь мы вам здорово наклали!» «Кому вам? — спросил я холодно. — Значит, вы — коммунисты — разбили здесь кровавых фашистов?» Андрей Андреевич спохватился и рассмеялся. «Нет, я думаю иначе, сказал он, — здесь русские разбили немцев». «Русские всегда были непобедимы!» — сказал я. «Ну, ясно!» — подтвердил Власов и мы, оставив фашистко-коммунистическую тему, перешли на чисто русскую и, таким образом, нашли язык, который позволил нам весьма интересно проговорить всю ночь.
Власов говорил некрасиво, но удивительно просто и, я бы сказал, очень ясно. Много было логики и веры в то, о чём он говорил. Власов не любил пустословить и говорить вот так, зря, на любые темы. Он брал жизнь и относился к исполнению своего долга весьма серьёзно. Рассказывал только то, что, по его мнению, заслуживало внимания, и задерживался только на темах, которые его интересовали или в которых, по его личному убеждению, он хорошо разбирался. Там, где он не чувствовал себя компетентным, он избегал задерживаться и переходил на другую тему. Зато там, где он считал себя специалистом, он говорил весьма интересно, авторитетно и с большим знанием дела. Чувствовалась хорошая военная и политическая школа, а также навык разбираться в крупных вопросах, в особенности, в вопросах организационного характера. Он был, безусловно, прекрасным организатором и отлично знал военное дело.
Ему, конечно, трудно было разобраться во всех сложностях немецкого государственного аппарата, да и в общей политической обстановке. Взаимоотношения между отдельными западными державами были ему не известны и мало понятны. В этом отношении, сидение «за чертополохом» сказывалось на каждом шагу. Многое, о чём я говорил ему, его искренне удивляло, а многому он просто не верил. В его отношении к Германии просвечивало на каждом шагу недоверие. Зато по отношению к западным демократиям он обнаруживал иногда наивно-детскую доверчивость. Чувствовалось, однако, что он всё больше и больше сбрасывает с себя «вериги» политграмоты и начинает вставать во весь свой большой русский рост. Одной из характерных черт Власова была чисто русская способность глубокого анализа. Власов был русским, насквозь русским. Плоть и кровь русского хлебопашца, а потому он не только знал, но понимал и чувствовал чаяния и нужды русского народа удивительно ясно, больше того — резко.