Хиона уловила в его голосе торжество, которое он тщетно пытался скрыть.
— Расскажите… расскажите мне о Невидимом.
— Мне правда нечего больше рассказывать, — ответил он, — Но теперь вы понимаете, почему король нуждается в покровительстве Великобритании, залогом которого явитесь вы как его королева. Так он надеется помешать революции, готовой вспыхнуть потому лишь, что славонский народ хочет, чтобы ими правил их соотечественник.
— Вполне здравая мысль.
Капитан Дариус невесело усмехнулся.
— Если вы скажете что-то подобное королю, вам отрубят голову!
Он шутил, и Хиона ответила:
— Я, пожалуй, предпочту, чтобы в наказание меня отправили назад в Англию.
Но она тут же представила себе, как будет расстроена мать и в какую ярость придет королева Виктория.
Она представила себе, как их выгоняют из особнячка и лишают небольшой пенсии, которую они получали из средств Виндзорского замка. А может быть, ее мать лишится и своей пенсии. Она сказала быстро:
— Могу только поблагодарить вас, капитан Дариус, за ваши объяснения.
— Вам нечего опасаться, — поспешил он заверить ее. — Дворец надежно охраняется а когда король куда-нибудь выезжает, он так плотно окружен солдатами, что его почти невозможно увидеть.
Сказал он это саркастически, словно презирая короля за трусость.
Хиона, слушавшая с широко раскрытыми глазами, спросила:
— Он так непопулярен только потому, что он австриец?
По выражению глаз капитана она поняла, что попала в самую точку с проницательностью, какой он от нее не ожидал.
К ее удивлению, он замялся, а потом ответил быстро, слишком быстро:
— Да, я уверен, это единственная причина, ваше высочество.
Но Хиона не сомневалась, что он солгал.
Когда они вошли в спокойные воды Средиземного моря, Хионе пришлось отказаться от надежды на другие откровенные разговоры с капитаном Дариусом.
Во-первых, она знала, что ему хотелось бы избежать их, а во-вторых, не сомневалась, что славонский посол вновь приставил к ним шпиона.
Когда они разговаривали в каюте, отведенной для уроков, за дверью все время раздавались подозрительные звуки, а Хиона прониклась такой симпатией к капитану Дариусу, что не хотела подвергать его хоть малейшей опасности.
Но она случайно услышала несколько разговоров, показавшихся ей многозначительными.
Как-то она сидела на залитой солнцем палубе, как вдруг из открытого иллюминатора у нее над головой донеслись два голоса, говорившие по-немецки.
Она не обращала на них внимания, как вдруг услышала:
— Мне жаль эту бедную маленькую фрейлейн. Она слишком юна и неопытна, чтобы противостоять ему, а к тому же англичане не любят подобного.