Ася сидит в своей комнате, у компьютера.
Рядом с монитором стойким оловянным солдатиком караулит покой ее работы кот. Кошка наверняка тоже где-то здесь.
Скорее всего, свернулась в клубок на Аськиных коленках, – ей, кошке, в последнее время почему-то постоянно холодно.
Кот тоже, в принципе, мерзнет, но никогда в этом не признается.
Мужик.
– Что, все-таки решил ехать? – спрашивает, не оборачиваясь.
– Надо, – бурчу сквозь зубы, потом вздыхаю, подхожу к ней и аккуратно касаюсь губами ее макушки.
Она все так же, не поворачиваясь, поднимает руки вверх, тянется и обнимает меня за плечи.
Маленькие упругие груди, кажется, еще мгновение, и проколют тонкую белую шерсть легкого домашнего свитера.
– Бедолага, – вздыхает. – Жалко тебя. Давно уж пора изменить главное слово своей жизни с «надо» на «мне так хочется»…
– Если это произойдет, – усмехаюсь, – то нам нечем будет выплачивать кредит за новую «Бэху». И, совершенно точно, не удастся смотаться за шмотками в Италию в ноябре. Не на что будет покупать тебе цветы, а котам – свежее мясо и этот чертов «Вискас», будь он, блин, неладен. И еще – нечем будет платить домработнице. А я, золото мое, – эгоист. И предпочитаю, чтобы в постели меня трогали вот такими нежными ручками, а не шершавой наждачкой, образующейся, как мне говорили, у некоторых женщин после ежедневных стирок.
– Да я все понимаю, Егор, – опять вздыхает, – но все равно тебя жалко…
Снова касаюсь губами ее щеки, потом иду к себе в кабинет и решительно вгоняю в каждую ноздрю по дорожке «первого».
Как там в этой телерекламе?
Некогда болеть?!
Ну у каждого свои средства выздоровления…
О горе, горе сердцу, где жгучей страсти нет.
Где нет любви мучений, где грез о счастье нет.
День без любви – потерян, тусклее и серей,
Чем этот день бесплодный, и дней ненастья – нет.
Омар Хайям (перевод Л. Некора)
…Аська у меня – умница. Но это – моя жизнь, мой личный, годами непрестанного труда взлелееваемый геморрой. И она мне тут – ну совершенно ничем не поможет. Тем более жалостью. Но, черт возьми, что тут не говори, а все равно приятно… Кокаин врывается в мозг, я задыхаюсь, потом трясу башкой и кривлю губы в злой ехидной улыбке. Если б Аська догадалась, какой именно ценой я сейчас заставляю себя ехать на службу, она б меня точно никуда не пустила.
И типа хрен с ней, с этой домработницей.
Засаживаю еще две, отсыпаю пару граммов в целлофановый пакетик, сую его в карман джинсов, выбираю свитер потолще, накидываю поверх него на плечи куртку и решительно выхожу на улицу.
Ну как на улицу.
Сначала – в подъезд, разумеется.