Через некоторое врем приглашения прикратились.
— Как ты можешь танцевать после того что случилось? — Однажды я спросила Джоржию, когда та сидела на полу спальни и красилась перед по золоченым зеркалом в стиле рококо, которое она стянула со стены и облокотила о книжный шкаф.
Моя сестра была безумно красивой.
Ее клубнично-светлые волосы были подстрижены, как у феи, что удивительно красиво сочеталось только с такими, как у нее, поразительно высокими скулами.
Ее кожа цвета персика со сливками была усыпана мелкими веснушками.
Как и я, она была высокой.
Но, в отличие от меня, она имела сногсшибательную фигуру.
И я бы убила за ее кудряшки.
Она выглядела на 21, хотя лишь через пару неделю ей будет 18.
Она повернулась ко мне.
— Это помогает мне забыть, — сказала она накладывая новый слой туши.
Помогает чувствовать себя живой.
Мне так же грустно, как и тебе, Кэти-Бин.
Но это единственный известный мне способ справится.
Я знала что она говорит правду.
Я слышала, как она ночами рыдала в своей спальне, её сердце было разбито.
— Подавленое состояние не принесет никакой пользы, — тихо сказала она.
— Ты должна больше времени проводить с людьми.
Чтобы отвлечся.
Посмотри на себя, — сказала она положив тушь и притянув меня к себе.
Она повернула меня лицом к зеркалу.
Увидев нас вместе, вы никогда не подумали бы, что мы сестры.
Мои длинные каштановые волосы были безжизненными, а моя кожа, которая благодаря генам моей матери никогда не загорает, была бледнее обычного.
А мои сине-зеленые заспанные глаза с тяжелыми веками, были совершенно не похожи на страстные глаза моей сестры.
"Миндалевидные глаза" так их называла мама, к моему большому огорчению.
Я бы предпочла, что бы форма глаз, вызывющую восхищение прохожих, а не в форму в виде ореха.
— Ты великолепна, — заключила Джорджия.
Моя сестра…
моя единственная фанатка.
— Да, скажи это толпе мальчиков выстроившихся за дверью, — сказала я и состроив гримасу отшла от нее.
— Ты не найдешь парня, проводя все время в одиночестве.
И если ты не прекратишь ходить по музеям и киношкам, ты превратишься в одну из женщин 19 века из твоих книг, которые всегда умирали от чахотки или водянки или чего-то в этом роде.
Она повернулась ко мне.
— Послушай.
Я перестану приставать с просьбами пойти со мной, если ты выполнишь одно моё желание.
— Зови меня просто, Фея крестная, — сказала я и попыталась улыбнутся.
Возьми свои книжонки, и выйди посидеть в кафе.
На солнце.
Или в лунном свете, мне все равно.
Просто посидеть на открытом воздухе, и вдохнуть выхлопные газы в свои пустые, зачахлые легкие девятнадцатого века.