Узнав об этом, Глеб бросил коротко:
— Проворонил, растяпа!
Меня это покоробило. После гибели Кати он еще думает о каком-то компоте! И вообще держится так, словно собираемся на прогулку. Я потихоньку сказал об этом Вильке. Он поиграл губами, вздохнул:
— Чудак-человек, ничего ты не понимаешь. Много ли навоюешь не пивши не евши? А нам здесь воевать придется… Соображать надо. Принеси-ка ведро-другое воды. Пригодится — нам и «максимке».
Я принес воду и прилег отдохнуть. Побаливала раненая рука. Вилька мастерил из гранат связки. Он делал это не спеша, тщательно. Связав телефонным проводом гранаты, он оглядывал связку со всех сторон и отчищал гранаты тряпочкой от пыли и грязи.
Глеб равнодушно смотрел на его работу и вдруг ска-зал:-
— Ты б еще и в серебряную бумажку обернул.
— И так сойдет.
Наступила тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков.
— Идут, — Глеб сказал очень спокойно. Я сперва не понял, о ком это он. Оглянулся: на востоке за небольшим увалом, клубилось пыльное облачко. Через несколько минут до нас донесся тихий рокот моторов. Он нарастал, ширился, и, наконец, на гребне увала показались танки, за ними — цепи солдат.
Наш пулемет был обращен стволом на юг, в сторону горохового поля, из-за которого выглядывал скособочившийся ветряк. Мы видели, как фашистские танки, открыв огонь с дальней дистанции, покатились на батальон с востока.
Вилька потер руки, хихикнул:
— Ребята, мы совсем забыли о трофейной тридцати-семимиллиметровке. Сейчас она им вмажет.
Пушка молчала. Стрелки тоже ждали, когда фрицы подойдут ближе. А танки садили из пушек, как бешеные. Несколько снарядов разорвалось недалеко от нашего пулемета. С визгом брызнули осколки.
Вилька скривил губы.
— Пушкари называется. Лепят в белый свет…
Он не договорил. Чуть правее ветряка показались серые фигурки. Левее ветряка выползли три танка. Противно завыли мины.
Глеб оглянулся на нас:
— Если кто хоть шаг…
— Брось, Глеб, — Вилька тихонько подтолкнул его плечом, чтобы занять место первого номера.
— Нет… я сам, — Глеб стиснул рукоятки «максима». Вилька не настаивал. Он понимал: настаивать бесполезно.
Батальон сражался исступленно. Я не могу обрисовать всю картину боя, так как мое внимание было приковано к ориентирам нашего «максима». Грохот и вой обрушились на нашу оборону. Но я уже ко всему стал привыкать. Я даже не испугался, когда в окопчик с визгом влетела мина и врезалась в мягкую землю почти до самого стабилизатора, только подумал: «Чего она не рвется?»
Глеб дернул меня за шиворот. Я покорно выполз из окопчика и наблюдал, как Вилька и Глеб откатывают в сторону пулемет. Потом они вытащили из окопа связки гранат. Вилька раскулачил одну связку и швырнул гранату в окопчик. Ахнул взрыв.