Тогда… что же служило противовесом для Рёги Шики?..
— Плохо дело.
Прячась за грудой обломков, Шики стаскивала куртку, сердито бормоча себе под нос. Левая рука не двигалась уже после раунда на полотне моста, после того, как Фудзино скрутила ее взглядом. Шики использовала ее как щит во второй атаке, рассчитывая нанести решающий удар. Увы, план провалился — Фудзино оказалась трусихой и не встретила смерть лицом к лицу. Ее спасли только случай и слабость в коленках. Но теперь нужно было что-то делать с перекрученной и кровоточащей рукой. Шики отхватила ножом рукав куртки и, пользуясь зубами и второй рукой, быстро затянула на предплечье импровизированный жгут.
Это была грубая и торопливая мера. Изломанная рука оставалась холодной и бесчувственной. Шики скрипнула зубами, понимая, что, скорее всего, никогда больше не сможет пошевелить ей снова.
— Ты сильна, Асагами. Ты просто чудо, лучше всех!..
Быстрая кровопотеря, хотя и вовремя остановленная, заставила сознание колебаться и ускользать.
Ничего. Она из разряда людей с горячей кровью — это пойдет только на пользу. Поможет прояснить голову…
Шики заново сконцентрировалась. Асагами Фудзино — серьезный противник, наверное, самый сильный из тех, с которыми она встречалась. Одна единственная ошибка будет стоить жизни. Но именно это наполняло радостным возбуждением ее грудь. Именно это заставляло Шики чувствовать себя живой. По-настоящему живой. Тяготеющие оковы прошлого исчезали, и она упивалась только этим моментом. Настоящим, не отягощенным ни единой лишней мыслью. Странно, но она испытывала это волшебное чувство только в опасности, только тогда, когда балансировала на лезвии ножа. Когда могла поставить на кон все, что у нее осталось — свою маленькую жизнь. Убить или быть убитой. Кажущееся сном существование, неясное и бесцельное, давало Шики возможность чувствовать бешеный ток жизни в своих жилах только таким, древним и примитивным способом. Если Асагами Фудзино подсознательно испытывала наслаждение от убийства, то Рёги Шики удерживала связь с реальностью с помощью боевого экстаза. Но между ними была разница: Фудзино боялась и не желала схватки… Шики не хотела ничего иного — ее пронизывали восторг и радостное предвкушение, она жаждала этого безумного танца на острой границе жизни и смерти. Это была разница между гонимой дичью и охотником.
В гулком пустом пространстве отдавалось неровное дыхание Фудзино. Болезненное, горячечное, испуганное.
Она никак не могла отдышаться, так же как Шики, хотя с начала схватки не получила ранения серьезнее, чем маленькая царапина. В этом пыльном мраке они дышали в унисон, сердца стучали, догоняя друг друга, нацеленные друг на друга сознания и личности были спаяны, слиты воедино. Их жизни, полные боли и отчаяния, разве не зеркально похожими они оказались в итоге? Покачивающийся под ударами тайфуна вантовый мост словно стал их общей колыбелью, и Шики пронзило чувство близкого, почти родственного понимания. Озарение, взаимопроникновение, родство душ… неумолимо говорящее о том, что она должна забрать жизнь Фудзино своими руками.