И' уходи, побудь со мной.
Арсений пел уже во весь голос, смотря на меня. Я опять почувствовала, как запылали щеки и забилось сердце. Что я там записывала в своем описании идеального мужчины? Чтобы он умел играть на рояле.
Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю, — слова романса звучали обещанием и мольбой.
Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю.
Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю.
Не уходи, побудь со мной.
Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждет с тобою, не уходи, не уходи.
Восторг любви нас ждет с тобою, не уходи, не уходи.
Не уходи, побудь со мной.
Арсений закончил играть и посмотрел на меня. Тут я обнаружила, что тетушка и Аннушка куда-то исчезли. Мы остались вдвоем, смотря друг на друга в каком-то оцепенении и продолжая молчать и только звуки таяли в тишине, переходя в громкий стук наших сердец. Арсений тихо встал и, подойдя ко мне, прижал к себе, целуя с такой неистовостью, словно боясь потерять меня навсегда В какой-то момент я уже перестала понимать, что происходит, в голове потемнело и все превратилось в жар поцелуев и жар скользящих по телу рук, бесстыдно изучающих каждый сантиметр. «Не уходи, — шептали губы, — не уходи», — кричала во мне каждая клеточка. И вдруг раздался бой часов, отрезвивший меня.
— Нет! — оттолкнув Арсения, я бросилась к выходу, на ходу застегивая дрожащими пальцами платье, пытаясь прийти в себя,
— Варя, постой, что случилось? Я чем-то обидел тебя?
— Нет! Прости! Не сейчас!
2006
— Нет! Прости! Не сейчас! — Я оттолкнула Спироса, понимая, что еще несколько мгновений и будет уже глупо что-то предпринимать.— Это не любовь! — стараясь привести себя в порядок и понимая, что я выгляжу глупо и наивно, я все-таки постаралась что-то объяснить. «Боже, зачем мы согласились поехать в гости к Спиросу!» — ругала я себя. Можно ведь было мило проститься днем в ресторане и разъехаться. Но Спирос был столь убедителен в желании показать нам свой дом и свою коллекцию картин, приглашая на вечеринку, что было трудно устоять. «Любопытство кошку сгубило», — вспомнила я прабабушкину пословицу. Это был наш последний вечер на Корфу, и хотелось, чтобы он был не сбываемым. Спирос заехал за нами в девять вечера. В белых брюках и темно синей шелковой рубашке, оттеняющей цвет его глаз, он выглядел, аристократично и в то же время изысканно-артистично. Так выглядел и его дом, просторный, из белого камня, с огромными окнами, через которые открывался самый потрясающий вид на острове — на старую крепость и ожерелье огней, опоясывающих побережье. Дом стоял на высоком холме, и несколько террас спускались к частному причалу, где уже было пришвартовано несколько яхт гостей. Но все внимание было приковано к яхте хозяина и ее необычной раскраске. Все восхищались работой знаменитого художника, которая могла стоить баснословных денег, но была подарена Спиросу в знак расположения и дружбы. Фабрицио вызвался