— Эй, Агелай! — подняв щит, крикнул он, приближаясь к строю противника, который медленно продвигался ему навстречу, — битва проиграна! Мы победили. Союзу конец. Но ты еще можешь сдаться и тогда я, Федор Чайка, сохраню тебе жизнь.
Он не рассчитывал на ответ, лишь хотел позлить этолийцев, но неожиданно ответ поступил.
— А что ты хочешь взамен? — раздался, перекрывая шум битвы, зычный крик из-за спины трех шеренг пехотинцев, отделявших Федора от Агелая, все еще восседавшего на коне, — чтобы свободные эллины стали служить Ганнибалу, этому новому выскочке и тирану?
Чайка не успел ответить, поскольку новая стрела едва не поразила его в лицо, чудом отскочив в сторону от шлема с плюмажем. Когда он поднял голову, то Агелай дал свой окончательный ответ.
— Мы не хотим служить ни македонцам, ни Ганнибалу, — крикнул Агелай, выхватывая меч, — мы лучше умрем, но не покоримся.
Он видел, что его дело проиграно, и карфагенские морпехи, перебив половину этолийских солдат, все плотнее сжимают кольцо окружения.
— Что же, — кивнул Федор с некоторым облегчением, — ты сам выбрал свою судьбу. Сейчас ты умрешь.
Новый удар скифов пробил брешь в шеренгах пехотинцев, защищавших Агелая, и тот с мечом бросился навстречу одному из конных скифских воинов, которым оказался сам Ларин. Стратег и предводитель скифов сблизились, но скиф был вооружен копьем и нанес удар первым. Он выбил щит из рук Агелая, выкинув того из седла. Стратег этолийцев свалился в пыль, исчезнув там на короткое время. Пока Леха отбивался от подскочивших пехотинцев и заносил руку для второго удара, Агелай встал. Но тут же получил новый удар копьем в плечо и вновь рухнул на землю.
— Возьми его в плен! — крикнул Федор, бросаясь к месту схватки с несколькими морпехами сквозь открывшуюся брешь, но не успел.
Окровавленный Агелай, сумев подняться лишь на колени, схватил свой меч и бросился на него, лишив себя жизни и позора за поражение в битве. Оказавшись рядом спустя несколько мгновений, Федор увидел лишь окровавленное тело грека, не пожелавшего служить своим завоевателям.
— Ну что же, — выдохну Федор, глядя на мертвого Агелая, — для воина это не самый плохой конец.
Пока его морпехи добивали все еще сражавшихся этолийцев, Федор покинул место схватки и вышел к подножию холма, устало присев на камень. Оттуда он посмотрел на город. Стены и башни Ферма возвышались в каких-то пятистах метрах. Массивные ворота столицы Этолии, до последней минуты остававшиеся открытыми, на его глазах медленно захлопнулись, не дождавшись своего стратега. Это была победа.